Нынче Вьюн был необходим Виктору Арнольдовичу, потому что не существовало такой щели, в которую он не нашел бы способ пролезть. Да и смекалка его при теперешних обстоятельствах была далеко не лишней.
Некоторое время они с Головчухиным коротали время, предаваясь воспоминаниям. Если не прислушиваться к их разговору, то внешне выглядело это так, словно погрузились в воспоминания два закадычных друга, а не матерый вор и такой же матерый сыщик.
— А вот в пятьдесят девятом, — сказал вор, — вы бы меня, Семен Игнатьич, ни за что не словили! При всем уважении скажу – не словили бы!
— Мда, это ты ловко тогда придумал – по телеграфным проводам уйти. Прямо канатоходец!.. А в пятьдесят восьмом – взял же тебя! Хоть ты и через трубу ушел, и уже был с аквалангом в Москве-реке!
— Кто ж мог знать, что вы в реке пятерых водолазов наготове держать станете? Кривить душой не буду – в тот раз вам повезло.
— Везение, братец, у картежников, а у меня – расчет. Я как трубу увидел – сразу вычислил, что ты через нее вьюном, как тебе по прозвищу и положено, ускользнешь. Вот по такому расчету и взял.
— А надолго ли? Из Бутырки-то я уже на четвертый день смылся!
— Так то ж из Бутырки, оттуда только ленивый не бегает. А от меня б не ушел…
Их задушевную беседу прервал звонок в дверь. Вошедшая весьма миловидная, несмотря на свои пятьдесят с лишком лет, женщина с бриллиантовыми перстнями на всех десяти пальцах была самой известной бандершей Москвы по прозвищу Пчелка. Пожалуй, даже многоопытный Головчухин не знал об изнаночной стороне жизни столицы столько, сколько эта Пчелка через своих вездесущих "ночных бабочек". Войдя в гостиную, она лишь кивнула своим старым знакомым полковнику и Вьюну, затем устроилась в кресле и, ожидая, пока Серебряков начнет разговор, ради которого он созвал столько знаменитостей, достала моток шерсти, спицы и, не задавая лишних вопросов, принялась за вязание.
Виктор Арнольдович, однако, не спешил начинать, он ждал еще двух гостей, и они тоже не замедлились. Спустя минуту он встречал на пороге моложавого, элегантного мужчину, пахнущего дорогим одеколоном и одетого во все импортное Это был сотрудник внешней разведки, уже сам, вероятно, забывший собственную фамилию и имя. Что, впрочем, не имело значения; Серебряков называл его Эдуардом Сидоровичем, и это вполне устраивало обоих.
Эдуард Сидорович в действительности был даже не двойным, а тройным агентом, о чем, кроме Серебрякова и самого Сидоровича, никто не знал. Это и помогло архангелу Хризоилу, несколько раз избежав почти верной смерти от рук подосланных этим Сидоровичем убийц, в конце концов завербовать его и в свою маленькую армию. Сейчас Эдуард Сидорович нужен был на тот случай, если Колобуила как-то поддерживают спецслужбы или (что, впрочем, маловероятно) Наташа переправлена за границу – в этом случае информация Сидоровича была бы незаменима.