— Что было?
Она сбилась и пожала плечами.
— Ну все такое… День туда, день сюда, ленчи в Чайна-тауне по вторникам и пятницам, раз в месяц поездки на побережье, чтобы походить босиком по воде…
— Что еще?
Впервые Кэтлин отважилась поднять глаза.
— Что вы имеете в виду?
Эм Джи лихорадочно искал способ преодолеть возведенные ею барьеры.
— Что еще вы делали?
Опять пожатие плеч.
— Ничего особенного. Иногда театр, кино. Обеды с друзьями. Я много читаю.
— Не сомневаюсь.
— Как вас прикажете понимать?
Ему очень хотелось заставить ее улыбнуться.
— Что ж, если у вас не хватает смелости выбрать себе другую жизнь, чтение — лучшее, что может ее заменить.
Ее худенькие плечи гордо распрямились.
— Ну если вы считаете, что я много потеряла в жизни, потому что не одеваюсь, как дешевая юристка с конским хвостом на затылке, и не выгуливаю ящерицу, то тогда вы, конечно, правы.
Эм Джи не оставалось ничего другого, как улыбнуться и бросить ей вызов. Резкий ветер стих, и вечер неожиданно стал теплым и мягким. Располагающим к разговору по душам.
— И вы умираете от желания вернуться ко всему этому? — насмешливо спросил он.
Кэтлин открыла рот, готовясь возразить… Согласиться… Сделать выговор… Он следил за тем, как эти намерения поочередно сменяли друг друга. Видел он и прядь волос, щекочущих ее шею, которую так хотелось накрутить на палец.
— Нет, — наконец призналась она. Плечи ее слегка опустились, глаза расширились, словно она сама себе удивлялась. — Не умираю.
Он вдруг понял, что стоит совсем рядом. Как это произошло? Эм Джи смотрел на девушку сверху вниз, и его пальцы сводило судорогой от неимоверных усилий, которыми он заставлял их оставаться на месте.
— Так в чем же дело? — все еще улыбаясь, проникновенно спросил он.
Казалось, она вот-вот заплачет. Девушка глубоко вздохнула и напряглась всем телом.
— Ничего не выйдет, — сказала она, глядя на закат.
— Что? — тихо переспросил Эм Джи. — Что не выйдет?
Кэтлин повернулась к нему. Солнце расстелило на поверхности океана блестящее, переливающееся покрывало и вызолотило ее волосы, что заставило Эм Джи испытать боль — почти такую же сильную, как боль от наполнявшего ее глаза страдания.
— Именно это погубило мою мать. Она верила отцу, когда тот говорил ей, что можно жить одним днем. Что жизнь — это приключение, которым надо насладиться до конца. Умирая в тридцать лет, она поняла, что отец был не прав. Такая жизнь убила ее. Когда отец погиб, то взял с собой и ее. Она продержалась лишь два месяца, угасая с каждым днем, смотря в стену и плача, плача, плача… Ожидая, когда же наконец она снова окажется с ним.