Безумные глаза. Глаза, сулившие сюрпризы, гипнотизирующие исходящей из них энергией, за которой скрывалась злая ирония. Глаза, которые заставляли Кэтлин сохранять осторожность, но и которые манили заглянуть в них исподтишка, как в запертый чулан. Глаза цвета морской волны, которые могли бы принадлежать самому дьяволу.
— Я не знаю, что вы собой представляете, мистер Тобин, — наконец призналась она, откидываясь на спинку стула.
Кэтлин устала. Когда Том Брайан за свой счет позвонил из Нью-Йорка, где снимал показания, ее рабочий день уже кончался… И он по-дружески попросил… Ну, если можно назвать подобную просьбу дружеской, то хотелось бы знать, что такое распоряжение старшего компаньона по фирме…
Однако сейчас она забыла о боли в спине и том чувстве, которое испытываешь, когда подолгу носишь один и тот же костюм.
— Я могу считать себя покойником, если не выйду отсюда под залог, — убежденно проговорил Тобин, отрывая от пластмассовой чашки еще одну полоску, аккуратно складывая ее и бросая на дно. — Если вы не верите ничему другому, то поверьте хотя бы в это.
Руки у него были грязные, но красивые. Сильные, благородной формы, а пальцы такие, которые ей доводилось видеть только на клавишах рояля. Увы, на них еще виднелись следы краски после дактилоскопии…
Кэтлин принялась постукивать ручкой по исцарапанной крышке старого стола. Комната для допросов не слишком изменилась с тех пор, как она здесь была в прошлый раз. За десять лет ее не удосужились ни покрасить, ни даже смыть со стен рисунки и надписи. О звукоизоляции не приходилось и мечтать: сквозь дверь прослушивалось все, что творилось в полицейском участке. И удобств в ней было ровно столько, чтобы нарушителей закона не тянуло здесь задерживаться.
Усталость. Казалось, сама комната устала быть свидетелем того, что здесь происходило. Девушка хорошо знала это чувство.
— Шансов на освобождение под залог практически нет, — честно призналась она, уставившись на разложенные перед ней бумаги, словно хотела заучить дело наизусть. — Есть свидетель, который заявляет, что видел, как вы стреляли в Питера Маккоя…
— Я действительно стрелял в него. Ей пришлось снова поднять взгляд.
— Простите, что вы сказали?
Он пожал плечами. Внезапно его глаза стали пустыми и холодными, как смерть.
— Старушка-мама всегда учила меня отвечать за свои поступки. Пит был моим товарищем, и я у него в большом долгу.
Благородство. Едва ли она была готова к этому. Вдруг Кэтлин ощутила боль в груди. Ее испугало неожиданно возникшее непреодолимое желание поддержать этого человека. Она снова водрузила на нос очки и стиснула ручку, словно та была средством самозащиты.