В конце концов она обняла его так, как ей хотелось это сделать весь вечер. Нежно прижала лицо Эм Джи к своей груди, обвила руками и укрылась с ним одним одеялом.
Усталость навалилась на девушку, опутала невидимыми нитями. Воспоминания двух последних дней теснились у нее в мозгу, от виски налились тяжестью ноги и смыкались глаза. Казалось, что она должна была погрузиться в забытье, более глубокое, чем сон Эм Джи, но не могла себе этого позволить. Снова и снова она поднимала словно налитые свинцом веки, чтобы в очередной раз убедиться, что он дышит, хотя и так чувствовала всем своим телом слабое шевеление. Снова и снова девушка проверяла, не кровоточит ли рана, не вспотел ли он, хотя и так ощущала сухость его кожи. Она хотела, чтобы Эм Джи наконец успокоился.
Хотела смотреть на него. Просто смотреть.
Пока Кэтлин не встретила М. Дж. Тобина, ее жизнь была разложена по полочкам. Неторопливо текущая, подчиненная заранее составленному распорядку, тщательно соблюдаемому графику. Как будто секрет жизни состоит в размеренности и аккуратности…
Осмотрительная. Если бы кто-нибудь захотел охарактеризовать ее одним словом, он выбрал бы именно этот эпитет. С того самого дня, как она осталась со строгой бабушкой, у которой было достаточно денег, чтобы обеспечить внучке то будущее, какое она пожелает, Кэтлин выбрала наиболее разумное: жизнь, заполненную работой, и карьеру, сделать которую ей было вполне по силам. Будущее, которое не могло быть нарушено по чьей-либо прихоти.
Даже ее решение стать общественным защитником было принято по зрелому размышлению. Она рассматривала эту должность как ее личный вклад в служение обществу, но ради нее не поступилась ни одной из своих привычек и занимала этот пост лишь до тех пор, пока не почувствовала, что он начинает тяготить ее. Через четыре дня после этого момента она приняла предложение стать младшим компаньоном в фирме «Брайан, Томсон и Питри». Все это время она добиралась на работу на автобусе, пользовалась канатной дорогой, чтобы съездить позавтракать, и всегда придерживалась того образа жизни, который был принят Сан-Франциско.
Конечно, за исключением тех дней, когда она украдкой выбиралась на пляж.
И хотя эти поездки не слишком нарушали устоявшийся ход ее жизни, они в то же время давали ей видимость свободы, избавления от [условностей, иллюзию готовности к неожиданностям, из которых и состоит настоящая жизнь. Даже когда пред ней бушевал Тихий океан, за спиной вздымались горы, а в лицо дул ветер, Кэтлин и тогда не мечтала о приключениях. О славе. О сильной страсти, которая могла бы изменить все. Такая страсть — путь к одиночеству и потерям. А потерь она боялась больше всего на свете.