Нет человека – нет проблемы. Кажется, это была крылатая фраза кого-то из российских лидеров. Вспомнить, кому именно она принадлежала, не получалось. При всем своем кажущемся хладнокровии, Грин очень волновался. Он понимал, что все его былые заслуги перед Силиным не значат ничего в этот решающий момент. Да, Глеб отомстил убийце премьерской племянницы и сделал многое лично для самого премьера, однако в большой политике нет места сантиментам. Незнание этого неписаного закона не освобождает от ответственности.
Обычный человек с нормальными человеческими чувствами и желаниями не способен подняться на политический Олимп. Чем выше, тем жестче критерии отбора. Разве может попасть на руководящий пост человек, не способный пожертвовать близкими или переступить через моральные барьеры? Если он будет искренним, душевным, щедрым, открытым, то его даже близко не подпустят к лестнице, ведущей на самый верх. Отбросят, как непригодный материал, либо переделают на свой лад, чтобы не был среди прочих белой вороной. А смирившись с нравами и людьми, доминирующими в большой политике, уже невозможно сохранить в себе обыкновенную человеческую душу.
Путь, пройденный Силиным от мелкого чиновника до поста премьер-министра, радикально изменил его. Конечно, он был благодарен Грину за все, что тот сделал для него, но не настолько благодарен, чтобы пренебречь собственными интересами. Одним словом, Глеб был готов к худшему, когда телефонный разговор за дверью завершился и его пригласили вернуться в обеденный зал.
Лицо Силина выглядело осунувшимся и изможденным, словно он переусердствовал в спортивной разминке.
– Садиться не предлагаю, – буркнул он, не глядя на Грина. – Ты срочно возвращаешься в Москву. С тобой хочет встретиться президент. Настаивает на этом.
– Как скажете, – произнес Глеб.
Несмотря на годы работы под началом Силина, он никогда не позволял себе лишних вопросов или, упаси бог, хотя бы легких намеков на фамильярность.
– Ступай, – отвернувшись к окну, премьер небрежно махнул рукой. – Тебя проводят.
«Спровадят», – поправил Грин мысленно.
– Можно вопрос? – спросил он.
Силин дернул плечами.
– Ну? – глухо буркнул он.
– Почему вы меня отпускаете, Владлен Вадимович?
Последовала долгая пауза, на протяжении которой Грину оставалось смотреть на обращенную к нему спину премьер-министра России.
– А ты не догадываешься? – осведомился наконец Силин.
– Никак нет, – признался Грин.
– Да уж не из-за твоих былых заслуг.
– Понятно.
– И не потому, что Астафьева испугался.
– Не сомневаюсь. Тогда…
– Я тебе скажу, а ты забудь.