— Кого же пошлем? — Платонов обвел нас взглядом.
Я встал, одергивая пиджачишко.
— Если доверите…
Федор Максимович размашисто зашагал по комнате. А я переживал: неужели откажет?..
— Значит, так, товарищ Громов. Там ты будешь и начальник, и подчиненный. И рецепта нет! Действуй по обстановке, как совесть подскажет. И голову напрасно под пулю не суй! Голова революции принадлежит. — Платонов невесело улыбнулся, похлопал меня по плечу.
— Авось и на наводчика выйдешь! Словом, отдаем вам, Владимир Васильевич, наши козырные карты. А вы не играйте, а делайте наше чекистское дело с головой.
— Спасибо, Федор Максимович!
— Вот чудак! Его к черту в зубы посылают, он — спасибо!
Платонов проводил нас до порога. В дверях столкнулись с Мухиным.
— Что у вас? — спросил его Платонов.
— Доклад, товарищ начальник. Приметил в поезде одного типа — офицером оказался. Оружие отобрали! — зычным голосом отрапортовал Мухин, вручая документы Платонову.
— Молодец, Опанас!
— Ты, Мухин, махновцев примечай. Обнаглели, черти! — посоветовал Морозов.
— Стараюсь, Тимофей Иванович! — Мухин был очень рад похвале скупого на поощрения начальника ЧК. На крупном носу капельки пота выступили. Вышли мы от Платонова вместе.
— А ты ловко тогда сработал под мешочника! — Усмешка тронула тонкие губы Мухина. — Куда ездил-то?
— Тогда я и был мешочником! — Меня насторожил разговор.
— Брось заливать!
Мы расстались. Честно признаться, мне завидно стало: ездит человек в поездах, проверяет документы, в стычках не участвует и, пожалуйста, — офицера выловил! А тут маешься, как проклятый, и всей награды — нагоняй!
Вечером в отделе ЧК я переоделся в крестьянскую одежду, за пояс сунул маузер и, как обычный пассажир, прошел к московскому поезду. Расположился на верхней полке — лучше обзор.
Вагоны заполняли суматошные люди с вещами. Потом началось чаепитие. И разговоры: продналог — что он сулит? Разбой махновцев и «зеленых». Слухи из России. Мужчины засветили свечку в купе и режутся в подкидного дурака. Напротив храпит женщина с кошелкой под головой. Час едем — тихо! Спустился я вниз, прошел по составу — ничего подозрительного. Взбираюсь на свое место. Тот же храп, пререкания игроков в карты. И так — до Сидельникова…
Обескураженный, выхожу на перрон. Поеживаюсь от ночной сырости и спешу в кассу за билетом на обратный путь. Еду на встречном московском, в «приманке». До самого Сечереченска не сплю, приглядываюсь, прислушиваюсь… Покой! Я не рад ему. Всем сердцем зову налетчиков. Но поезд благополучно остановился у перрона Сечереченска.
Днем я отоспался, а вечером — снова на московский. И снова безрезультатно. Стыжусь докладывать Морозову.