— Ваши документы?
Певец вильнул глазами и ухмыльнулся:
— А еще чего?
— Вот мой документ. Прошу ваши. — Чекист показал свой мандат.
Красноармеец стал пререкаться:
— Военные подчинены коменданту. А ваше дело жуликов-карманников ловить!
— Не мешайте нам петь! — вмешалась длинная, широкоскулая девушка в красной косынке. — И чего прицепился?..
Обычно красноармейцы уважительно относились к чекистам. Поведение же этого было неестественным. Самарский парень оказался настойчивым.
— Я вынужден вас задержать! Руки вверх! — И направил на частушечника наган. Местные ребята, увидев, что дело принимает серьезный оборот, стали на сторону чекиста…
…И вот певец в Мелекесской уездной ЧК. В комнату входят татары. И вразнобой тараторят:
— Он! Шайтан!
— Эх, вы! Татария косоглазая! — заверещал мнимый красноармеец. — Вешать! Резать вас! Палить на огне!
Диверсант признался, что был переброшен в советский тыл для организации взрыва моста через Волгу и оружейного завода.
— Вот тебе и соломинка, товарищ Громов! — заключил свой рассказ Морозов. — Чекист обязан каждою мелочь замечать и оценивать. Волжская соломинка — всем нам наука!..
И вновь — путь. Опять лежу на верхней полке. Припоминаю: в Сидельникове у кассы будто бы вертелся Лука Пономаренко. Если он наводчик и выследил меня, все надежды к черту!
В купе семья с малыми детьми и дама с круглой фанерной коробкой, в какой обычно хранят шляпы.
На остановке в купе протиснулся худющий, длиннолицый, с большим кадыком человек. На вид лет тридцати пяти. Над толстой губой льняные завитки негустых усов.
— П-прис-сяду? — заикаясь, спросил он даму с коробкой. Отряхнул с рукава свежие капли воды.
— Дождь? — Я свесился с полки, присматриваясь к новому пассажиру.
— М-морос-сит. — Заика сжал острыми коленями тугой мешок. В купе запахло молодым медом.
Стихли разговоры во всем вагоне. Пришелец наш засвистел носом. Улеглись женщины. А мне — не до сна. Поезд проследовал Илларионово. Позади осталась Игрень. Блеснули вдали редкие огни Сечереченска. И я с горечью подумал: «Опять пустая поездка!» Твердо решил: хватит! Надо честно признать, что план наш не удался. А перед глазами насмешливые жесты Платонова. При встрече он теперь прикладывает ладони к наклоненной голове и закрывает очи, будто бы спит. Мол, отсыпаешься, товарищ Громов…
Треск! Какая-то сила срывает меня с полки и швыряет в проход. Падаю на даму с коробкой.
— Невежа! — орет она, высвобождая голову из-под пледа.
В вагоне полумрак. Истошные вопли, плачут дети. Ночной пришелец трясется:
— Лихо! Лихо мени! Як же моя жинка?..