Они угрожающе уставились на его маленькую маму, особенно Пол Финни. Он и так был мужчина крупный, а злость делала его еще больше.
— Он должен дать показания, — сказал Андерс.
— Нет, — сказала она, эта миниатюрная женщина, которая была его мамой. — Фактически ничего он не должен.
— Это было бы в его интересах.
— Мой сын прошел через очень суровое испытание, — ответила Эмили. — Он нуждается в отдыхе.
Андерс попробовал заговорить непосредственно с Джоном, и даже когда Эмили преградила ему дорогу, он не оставил своих попыток.
— Сынок, ты должен превозмочь себя и рассказать нам, что произошло. Я уверен, что есть какие-то причины, по которым…
— Ему нечего вам сказать! — твердым голос заявила Эмили.
Джон только однажды слышал, чтобы она говорила так, — это было, когда десятилетняя Джойс попробовала пройти по перилам балкона верхнего этажа их дома.
Эмили по очереди посмотрела каждому из мужчин в глаза.
— Прошу вас уйти.
Пол Финни рванулся к Джону, но коп перехватил его.
— Сукин сын! — процедил Пол Финни сквозь зубы. — Ты поджаришься за это на электрическом стуле!
Мистер Финни когда-то был хорошим — по меркам штата — рестлером, и Андерсу с Уоллером пришлось немало потрудиться, чтобы удержать его. В конце концов им пришлось силой увести его из палаты. Через закрытые двери было слышно, как он кричит:
— Ты еще заплатишь за это, долбаный ублюдок!
Когда мама снова повернулась к Джону, ее нижняя губа предательски дрожала. Как это ни странно, но он подумал, что ее расстроили грязные ругательства мистера Финни.
— А где папа? — спросил он. Ричард в их семье всегда брал руководство на себя и улаживал любые неприятности. — Мама? — спросил Джон. — Где он?
Она болезненно сглотнула и, наклонившись, взяла его за руку.
— Послушай меня, — торопливо сказала она. — Они могут в любую минуту вернуться и увезти тебя в тюрьму. У нас совсем немного времени.
— Мама…
— Молчи, — сказала она, сжимая ему руку. — И слушай.
Он кивнул.
— Полиции ничего не говори. Даже не называй своего имени. Не рассказывай им, где был сегодня ночью, не говори, что ел на обед.
— Мама…
— Тише, Джонатан, — сказала она, прижимая палец к его губам. — В тюрьме тоже не говори ни с кем. Там никто не может быть твоим другом. Там каждый думает о себе, и тебе тоже следует делать это. Ничего не говори по телефону, потому что все разговоры записываются. Там везде стукачи.
Стукачи? Где мама услышала это слово? Откуда она может все это знать? Она ведь даже «Коджак»[9] не смотрела, потому что считала, что там слишком много жестокости.
— Я хочу, Джон, чтобы ты мне кое-что пообещал, — настойчиво продолжала она. — Обещай мне, что никому не скажешь ни слова, пока не появится тетя Лидия.