Не сидели они, и печки не было, и кристалла не было, и не рядышком – ничего не было…
Вдруг захолодало. Анна вытерла ноги о коврик тумана, белое, живое стелилось, ползло вверх по ступеням. Зябко. Грохнула поленья у печки. Заперла двери. Береста занялась сразу и жарко. В трубе ухнуло, загудело. Алое, рдеющее обвело неплотно подогнанную чугунную дверцу печки.
Какие-то голоса. Мужские. Чавкающие по грязи сапоги. Слава Богу, прошли мимо.
«Свет зажигать не буду», – решила Анна.
Задернула куцые, словно обкусанные снизу занавески. Может, наверху заночевать, наверху посуше. Нет, нет… Там два мертвеца лежат на узкой постели. Застыли, неразделимо переплелись руками, ногами, слились в одно, проросли друг в друга. Лежат, светясь восковой наготой. Нет, не было этого…
Вдруг оглушительные удары кулаков обрушились снаружи на дверь террасы. Пьяные смешки.
– Открой!
– Открой, докторша!
– Мужики, у ей спирт. Они без спирту не ездют.
– Такие из себя много строят! Ее надо за дыхалку чуток подержать, чтоб успокоилась.
– Погоди, ребя, чего вы! Сперва это… дернем.
– Колянь, доставай пузырь.
Голоса неспешные, не торопятся. Анна беспомощно обвела глазами комнату. Куда спрятаться? Некуда. Все, попалась. Господи, что они со мной сделают? Будут насиловать, пытать. До пяти часов. До пяти я выдержу. Почему до пяти? Потом убьют…
Теперь из-за двери доносилась деловитая возня, бычье сопение, ленивая ругань.
– Подвинься, расселся. Козел!
– Провалился я, ребята, тут гвоздь.
– Мимо льешь, сука, – взвыл кто-то отчаянно, – из горла пей, гад.
– Я втовой! Я втовой! – голос гнусавый, насморочный. Источенный червями.
– Второй, второй, – одобрительно откликнулись в ответ. – Петюня у нас всегда второй.
– Я, ребята, с такой городской спал. Вся намытая. Лежит. Я ее осмотрел. Бля буду, ни пятнышка! Волосы на голове, как на цыпленке. Пух, что ли.
– Врешь ты! Врет он, ребя! Нужен ты такой бабе.
– Она прошлым летом у Огородниковых снимала. Кухню с террасой. Я ее завалил, а она, братцы, холодная, как есть лягушка. Я пощупал, а на постели ее и нет вовсе. Я – деру! До самого дома без передыху бегом…
Где топор? Где-то был топор. Вот он. Но тяжелый топор не охранял, наоборот, делал еще неотвратимей погибель, которая уверенно и неторопливо копошилась, поскрипывая ступенями.
Вдруг, лопнув, остро посыпались стекла. Дверь террасы, сорванная с петель, рухнула на пол. Грохот ног по террасе. Все сразу приблизилось, азартный хрип, тяжелое дыхание. Совсем рядом, прямо за дверью.
– Открой, девка, сама. А то пожалеешь!
– Давай по-хорошему, докторша.