С вокзала Анна позвонила матери.
– Ты не знаешь? Не знаешь? – все повторяла Вера Константиновна звенящим помолодевшим голосом. – Господи… Боже мой!
– Славка? – еле ворочая языком, выговорила Анна.
– Ты не знаешь? – снова бессмысленно повторила мать.
– Что? – в ярости торопя ее, выкрикнула Анна. – Да говори же! Что? Ну!
– Ты не знаешь? Саша… Его машиной сбило.
– Сашу? – плохо соображая, повторила Анна. Но холод страшного предчувствия уже проник в грудь и сжал сердце. – Как это… сбило?
– Ночью. Он из телефонной будки говорил. Позвонить, видно, хотел. Машина наехала… Ищут.
На похоронах было много народу. Гроб не открывали. Кто-то подходил к Анне, она не различала. Потом из сутолоки чужих лиц выплыло несчастное, ищущее ее взгляда лицо Ильи. Правый глаз у него был затянут кровяной пленкой. Слезы лились из больного глаза. Анна тупо удивилась, как можно плакать одним глазом. Ее руке стало жарко и влажно, она поняла, ее за руку, не отпуская, держит Илья. Но Анна тут же забыла о нем.
Где-то сбоку она увидела мать. Ее поддерживали две скорбные, серые старухи. И они, наверное, не устояли бы, упали, но их тоже поддерживали старые, полуистлевшие тени. Анна поняла, горькие эти старухи стоят на ногах только потому, что крепко, нерушимо держатся друг за друга.
С крышки гроба все время падали цветы. Как много цветов… Какой-то лысый человек их подбирал, но они снова падали. Может, его пригласили нарочно, чтоб он их подбирал.
Илья отходил, все время кому-то совал деньги. Опять руке становилось жарко, влажно. И кровавый плачущий глаз.
– Потеря… непоправимая… Уход гения…
– Последняя работа… Открытие в кристаллографии… Это… это… поистине…
– Войдет в историю… Да, да, великий…
– Обещал… Безвременно…
«Это он о Сашке? Великий?..» – с трудом вслушиваясь, подумала Анна.
На голове матери был дикий ярко-малиновый платок, незнакомый Анне. Почему малиновый?
«На мне тоже малиновый?» – вдруг испугалась Анна.
Она оттянула край платка, кем-то накинутого ей на голову. Тонкие черные кружева. Что за кружева? Я не хочу кружева… Анна попробовала стянуть их с головы, но налитая кипятком рука Ильи удержала ее.
– Так надо, надо, Анна.
Слезы столбами стояли в ее глазах. Ей показалось, кто-то светлый, без очертаний высоко повис над гробом.
Еле различимая рука протянулась и тронула белую гвоздику. Анна не смогла сдержать хриплого рыдания. Отерла глаза. Все исчезло. Призрачной руки больше не было.
Дул кладбищенский стылый ветер, не знающий времен года. Венки стояли, ненужно прислоненные к мраморной стене.
«Вдруг там, в гробу, не Саша», – понадеялась Анна.