– Илюша, Илюша, – тоже пугаясь, прошептала Анна. – Ты что? Он тебя измучил, совсем извел, эта сволочь.
– Да, да, – приникая к ее сочувствию, проговорил он. – Я не трус, поверь. Хотя что-то в спинном мозгу… Такое у нас у всех наследство, никуда не денешься. В спине. Но он приходит, когда хочет, без звонка, и мучает меня. Ему нравится сюда приходить. Говорит: «Я у тебя отдыхаю». Тут все отдашь, лишь бы отвязался.
– Какое же ты дерьмо! – тихо проговорила Анна.
Илья отшатнулся. И вместе с тем его глаза как будто оживали. Привычная, чуть ироничная усмешка тронула губы.
– Ну, зачем так? – устало посмотрел он. – Ну, отдал я те бумаги. Нескладно вышло, не спорю. Но ты должна понять.
– Все предал! – Внезапные слезы подступили к глазам Анны.
– Предал? – болезненно вскинулся Илья. – Отдал, да. Но предал? Тебя? Я не могу тебя предать, пойми, не могу, потому что… – губы его беззвучно шевельнулись.
– Все предал, все, – в отчаянии повторила Анна. – И меня тоже. Ты… ты такой же, как твой отец. Просто тебе повезло. Время другое. Не видно, какой ты. А вот Лапоть прижал, и ты сразу предал. Понадобится – еще предашь. Любишь себя! Ты добрый, поможешь, если попросят. Денег дашь, не жадный. Добрый, чтоб другие любили, это тебе приятно. И жалеешь. Как ты себя жалеешь! Что, измучил он тебя? Да? Бедненький! – Анна резко рассмеялась прямо ему в лицо. – Ты, ты знаешь кто? Ну этот, как его?.. Иуда! Только ждешь, пока понадобишься. Вот я, вот! Готовенький. До востребования. Иуда до востребования! – повторила она, отыскав наконец трудные нужные слова. Анна торопилась, ей казалось, если она замолчит, сила ее слов погаснет.
– Судишь? А сама? Кто не до востребования, кто? – захлебнулся Илья.
– Саша, – с усилием выговорила Анна. Имя его отрешенно зазвенело, уже не по-земному отмытое.
– Вот ты его и предала, – с горечью рассмеялся Илья. – И с кем? Думаешь, ты у него первая? Даже не из первого десятка на моих глазах. О чем я! Боже! Нет, нет. – Весь сотрясаясь, провисая в коленях, он протянул к ней руки, ставшие ловящими, голодными, а она все отступала, и теперь их разделял низкий журнальный столик. Он задел его коленом, опрокинул чашку с недопитым кофе. Движением бессознательным и потому почти невозможным аккуратно поставил чашку, пальцем обвел вокруг блюдца: не пролилось ли? Шагнул к ней, толкая столик перед собой, заговорил торопливо: – Поженимся. Все будет хорошо, увидишь. Уедем. Туда. Я не Лапоть. Меня всюду возьмут, вон приглашение лежит. Чтоб с концами. Там он нас не достанет. В университет…
– Боишься, боишься! Все у тебя отняли, а ты снова боишься? – всплеснула руками Анна.