– Ах! – театрально, как показалось Анне, вскрикнула мать. – Это же дедушкина!
«Ну, поехало», – обреченно подумала Анна.
– Даже фотографии нет… – голос матери оборвался. – У Кати, бедняжки, целый альбом. У племянника в Воронеже. Спрятали. А у нас, ты же знаешь, мы все сожгли. Только чашка, больше ничего не осталось. От дедушки…
– Так ты что, чашку собиралась отнести им в музей? – не выдержала Анна и тут же пожалела о сказанном. Мать вскинула на нее оросившиеся слезами глаза, по-рыбьи открыла и закрыла рот.
– Бабуля, а вот еще блюдечко, блюдечко есть, – Славка всем телом худенько прижался к Анне, вцепился в фартук Веры Константиновны, стараясь подтянуть ее поближе. Но мать вздрогнула плечами, отвернулась и заплакала.
– Блюдечко… от дедушки… – бессмысленно повторила она. – От дедушки. Блюдечко…
– Бабуля! – перехватив ее слезы, вскрикнул Славка и рванулся к ней. – Да бабуля же!
– Сейчас, сейчас, – тихо и жалобно проговорила Вера Константиновна и старательно рассмеялась, все отворачиваясь. – Что ты, Славочка? Видишь, бабуля веселая, бабуля смеется.
По движению локтей и наклону головы Анна догадалась, что она вытирает слезы углом передника, потом послышался носовой всхлип, она высморкалась. Мать повернула к Славке смирившееся, посветлевшее лицо.
– Ну что ты, что ты! Мы сейчас мамочке цветов нарежем. Ты поезжай, пока светло, – сказала она, не глядя на дочь.
– Какие цветы, обойдусь… – начала было Анна. Но Вера Константиновна уже спустилась в сад.
На клумбе в жесткой овощной листве цвели тяжелые разбухшие георгины. Вдоль забора тряско проехал грузовик, и мохнатая матерчатая листва жадно всасывала белесую пыль. Щелкали ножницы, мать подбирала букет. Она вдруг остановилась, держа на весу разинутую пасть ножниц, раздумывая, срезать или нет породистый мраморный георгин, малиново-красный. Каждый его лепесток заканчивался белым заячьим ушком.
– И этот мамочке! – Славка с хрустом вломился в клумбу и ухватил малиновый георгин за стебель. Рука скользнула вверх, послышался короткий щелчок, головка георгина оторвалась.
– Какой ты! – с упреком воскликнула Вера Константиновна, отворачиваясь. – Боже мой…
Славка на дрогнувшей ладошке протянул Анне круглую, как блюдце с ягодами, головку цветка.
– Тебе, на! – тонким голосом сказал Славка. – Мамочка…
– Комар! – Анна звонко хлопнула Славку по макушке. В пушистых волосах присосался комар, и она двумя пальцами, скользя по пряди волос, стянула кровавый комочек. Славка опустил голову, и Анне почудился не то вздох, не то слабый звон разочарования.
Нет, тут с ними чокнешься! Слух Анны невольно потянулся за утихающим перестуком электрички. Скорее бы их на море отправить. Лапоть путевки обещал.