– Пусть, пусть не понимаю, согласен! – не унывая, подхватил Лапоть. – Уверен, все вранье. Душа, бессмертие… поповские штучки! Да нам-то какое дело? Это не по нашей части. Плевали мы! Мы с тобой к этому никакого отношения…
– Замолчи! Надоел! – уже с раздражением оборвал его Андрей.
– Послушай, ведь никогда тебя ни о чем не прошу, ну ни о чем. Можно эту – я? Вот чувствую, устроит она нам подлянку, – прошипел Лапоть. Анна сразу поняла, это он про нее, и замерла в беспомощном страхе. – Вот не верю я ей, Андрюх, не верю!
– Эта – моя! – властно, как хозяин, сказал Андрей.
Он наклонился к Анне, и она увидела свое трепещущее отражение в его глазах, зеркально-плоских, без зрачков.
– Не надо! – хотела крикнуть Анна, но не смогла.
Лицо Андрея медленно придвинулось.
– Ф-фу, – дунул Андрей.
Беспощадный вихрь ударил Анну. Она пошатнулась, почувствовала, что запрокидывается, падает навзничь…
– Упала, а все равно горит! Видишь, а я что говорил, сучка настырная! – Лапоть высунулся из-за плеча Андрея. – Капает! Плевать ей, что ковер замарает. А кому потом чистить? Андрюха, дай я ее пальцами погашу!
Он сочно плюнул на пальцы. Анна увидела его приближающуюся руку, она становилась все огромнее. Два пальца, скрюченные, как клещи… Анна задохнулась. Ей показалось, Лапоть разом зажал ей ноздри и стиснул горло. Словно со стороны она услышала свой стон, смешанный с треском и мокрым шипением.
И вдруг у нее широко открылось дыхание. Лапоть с визгом крутился на месте, ухватив себя пальцами за мочку уха.
– Что, обжегся? – проникновенно, с ехидством спросил Андрей.
Лапоть завертелся еще быстрей. Лицо – затылок, лицо – затылок, визг стал тоньше, пронзительней.
«Как трудно светить, – подумала Анна. – Лапоть, сволочь, чуть меня не потушил. А Андрюша? Он просто меня не узнал. Ведь я – свеча».
…Гроза. Как темно в комнате! Порывами со свистом проносятся плети дождя. Вдруг серебряная гнутая вилка беззвучно воткнулась в далекие крыши. Вдогонку с сухим треском раскололась горсть небесных орехов. А ведь ей на дачу ехать. Андрюша с ума сойдет, будет ее встречать на станции.
Гроза как-то сразу поутихла, ушла гулять по другим крышам. Вся в мокром, отряхиваясь, возникла голубизна.
Анна заторопилась. Хорошо, о жратве думать не надо. Лапоть все притащит, да еще упакует так, что даже мясо не протечет. Вываливает на стол здоровенные кусища. Любуется ими. С наслаждением начинает разделывать, ловко отделяя жилы и пленки. Что-то бормочет ласково. Да нет, он с ним разговаривает. У него с мясом свои секреты, разговорчики. Один раз Анна сама слышала, Лапоть спросил: «Как желаешь: в мясорубку тебя или отбить кусками и на сковородку?» В ответ мясо что-то прошеп-тало.