Д у х: Это я дерьмо? Я – дерьмо?! Я – трус и подонок?! Нет, ты слышала, красавица?… Слышала, да? И что?… Мягко сказано?… Еще и хуже можно назвать?… Да ладно, что ты понимаешь в нашей жизни, тоже мне, морализаторша нашлась. Плохо, конечно, что они теперь все это знают.
О л ь г а: И тогда Наташа решила, что вернет все на круги своя. Ты только посмотри, Санечка, посмотри на нее! Она опять здорова и богата, она добилась того, чего хотела. Ой, Наташечка, я так тобой всегда восхищаюсь! Я так хочу быть похожей на тебя. Ой, я же хлеб не подала! Какая я растяпа.
Скуратов с готовностью встает.
С к у р а т о в: Я принесу. Какой порезать, белый или черный?
О л ь г а: Мне белый, пожалуйста.
С к у р а т о в: А вам, Наташа?
Н а т а ш а: Мне не нужно, я хлеб не ем. Я на диете.
Д у х: Правильно, Наталья Михайловна, хлеб вреден. А эта дурочка пусть ест, разнесет ее к сорока годам – ни в одну тряпку не влезет, всё, что я ей покупал, псу под хвост пойдет, а на новые денег не хватит. Попомнит еще Емелина, до поздно будет. Вот так-то!
Скуратов уходит на кухню, берет нож, режет хлеб.
Н а т а ш а: Лёлечка, я тебе хоть один раз давала плохой совет?
О л ь г а: Нет, а что?
Н а т а ш а: Тогда послушайся меня, не делай ставку на этого молодого козла.
О л ь г а: Но почему? Тебе не понравился Саня?
С к у р а т о в: Ах черт! Порезался…
Скуратов идет к женщинам, держа на весу окровавленный палец.
Д у х: Конечно, еще бы тебе не порезаться, у меня ножи золингеновские, это тебе не кот начхал. Над раковиной держи руку, над раковиной, чё ты мне кровью на пол-то капаешь, это же натуральный паркет! Отмывай потом за тобой… Вот правильно Наташка про тебя сказала – молодой козел. Куда ты поскакал в комнату? Сиди на кухне и не рыпайся, там на полу керамическая плитка.
О л ь г а: Ой боже мой, Санечка… (отворачивается) Я не выношу вида крови, мне сразу плохо делается. Наташа, помоги ему, там в ванной аптечка.
Н а т а ш а: Пойдемте, молодой человек, я вам сделаю перевязку.
Наташа и Скуратов уходят.
О л ь г а: Господи, Емелин, хоть бы ты уже умер наконец!
Д у х: Это почему же? Чем я тебе-то не угодил?
О л ь г а: Не могу я больше притворяться, строить из себя дурочку безмозглую…
Д у х: А кто ж ты есть на самом деле? Дурочка безмозглая и есть.
О л ь г а: Не могу больше выносить твой храп, и твое чавканье, и твои манеры. Не могу! Не могу!
Д у х: А чего ж ты со мной не разводишься, если я тебе так противен? Давно бы уже развелась – и не мучилась бы.
О л ь г а: И развестись я с тобой не могу, если ты выживешь, придется снова тебя терпеть. Если бы я знала тогда, как это тяжело, как это невыносимо тяжело, я бы ни за что не согласилась на Наташино предложение.