— Я не могу, Винсент. Я не могу сказать «да».
В его глазах вспыхнула боль, отчаяние, — но не удивление. Он ожидал от меня именно такого ответа.
— Но я не говорю и «нет», — продолжила я, и он заметно расслабился. — И если мы будем продолжать наши встречи, мне кое-что понадобится.
Винсент низко, соблазнительно рассмеялся:
— Значит, ты выдвигаешь требования, да? Ну, давай, хочу услышать.
— Мне нужен неограниченный доступ.
— Это уже интересно. Доступ к чему, уточни?
— К информации. Я не могу продолжать, не понимая, во что впутываюсь.
— Хочешь узнать что-то прямо сейчас?
— Нет, но все равно мне не хочется испытывать ощущение, что ты что-то скрываешь.
— Вполне справедливо. В любом случае.
Легкая улыбка тронула его безупречные скульптурные губы. Я отвела взгляд, пока не растеряла всю свою храбрость.
— Мне нужно знать, когда наступит такой момент, что я не смогу видеть тебя какое-то время. Когда ты провалишься в этот свой летаргический сон. Потому что я не хочу тревожиться, подозревая, что тебя оттолкнула моя смертность. Или мои бесконечные вопросы.
— Согласен. Вот только… когда все идет спокойно, предупредить очень легко. Но если что-то случится… ну, что нарушит течение вещей…
— Вроде чего, например?
— Ты помнишь, как мы тебе объясняли, почему остаемся молодыми?
— Ох… Верно. — Ужасающая картина вспыхнула перед моими глазами: Юл, прыгающий на рельсы перед поездом… — Ты хочешь сказать, если тебе придется «спасти кого-то».
— Но я тогда позабочусь о том, чтобы кто-то из моего клана дал тебе знать.
Я вспомнила, что уже слышала это слово прежде.
— Почему ты говоришь «клан»?
— Клан, родня… обычно мы друг друга называем родней или «сходными».
— Звучит немножко по-средневековому, но, в общем, неплохо, — чуть насмешливо сказала я.
— Что-нибудь еще? — спросил Винсент с видом нашкодившего школьника, ожидающего наказания.
— Да. Конечно, это не прямо сейчас, но все же… ты должен познакомиться с моими родными.
Винсент открыто рассмеялся, и этот чудесный смех поразил меня, прозвучавшими в нем весельем и облегчением. Наклонившись, он обнял меня и сказал:
— Кэти… я так и знал, что ты девушка старомодная. Как раз мне по сердцу.
Я позволила себе несколько секунд таять в его руках, но потом отодвинулась и постаралась изобразить на лице максимальную серьезность.
— Я не хочу пока связывать себя, Винсент. По меньшей мере до следующего свидания.
И тут вдруг я почувствовала, что прежняя я — та, что жила в Бруклине еще до автокатастрофы, — как будто стоит рядом и рассматривает меня теперешнюю, ту, которой меньше года назад внезапно пришлось повзрослеть. Ту меня, которая была разбита трагедией. И я с изумлением видела себя сидящей рядом с потрясающе красивым юношей и говорящей ему такие осторожные слова. Как, черт побери, я умудрилась так быстро превратиться в столь рассудительную особу? Как я вообще могла сидеть там, стоически сопротивляясь тому, чего хотела больше всего в жизни?