Антонио Карильо заметил на руке чужестранца перстень с большой агатовой печаткой. Он посмотрел на своего собеседника подозрительно и удивленно, но, услышав в соседнем зале шелковый шелест сутаны, мгновенно возобновил свои пояснения.
— Вот эта картина, синьор, принадлежит кисти Чимабуэ[132]. Сюжет ее взят из…
Иностранец обернулся и нарочито медленным движением поднял ко лбу руку с перстнем, словно осеняя себя знамением креста. Фульвио ди Граччиолани сказал, обращаясь к служителю:
— Сын мой, вкусите отдых. Я сам продолжу объяснения. Итак, вы остановились перед полотном Чимабуэ, синьор. Кисть его, подобно бессмертному искусству Гирландайо, чьи творения украшали дворец Джезу[133] в Риме, усердно прославляла благие деяния творца.
Антонио Карильо выскользнул из дверей и, замкнувшись в своей комнате, разорвал пакет, врученный ему иностранным туристом. Этого туриста синьор Карильо узнал еще в вестибюле: в Мраморное палаццо пожаловал… престарелый атерни Томас Мортон.
Патер Фульвио давно не получал столь успокоительных известий: тайные тревоги, заботы и треволнения последних месяцев уступили место чувству глубокого удовлетворения. Долг свершен! Из Ченсфильда доставлен некий важный документ. Графские миллионы вскоре заполнят пустующую орденскую кассу и упрочит положение Христовой церкви. Брат Бенедикт Морсини обрел перед тайным орденом великую заслугу!
Беседа отца Фульвио с иностранным гостем, начатая в музее перед полотном Чимабуэ, продолжалась в личных покоях священника.
Испытующим взором монах глядел в водянистые, бесцветные глаза приезжего. Томас Мортон выдержан этот пристальный взгляд, молча снял с пальца перстень с печаткой и положил его на стол перед священником. Перстень отца Бенедикта! Тайный опознавательный знак, которым бультонский капеллан снабдил своего посланца — Томаса Мортона.
— Позвольте спросить, доставленный вами документ находится при вас, синьор? — осведомился духовник графа.
— Он здесь, ваше преподобие, зашит в моем жилете. Мой друг отец Бенедикт пожелал, чтобы я принял эту маленькую меру предосторожности.
Мистер Мортон с усилием стал освобождаться от своего старомодного фрака, напоминающего по цвету табачную пыль.
— Лафкадио! — позвал патер.
Молодой служка явился мгновенно. По единому взгляду иезуита он понял свою задачу и весьма ловко и быстро помог мистеру Мортону снять фрак, расстегнуть жилет и обнажить свежий шов, под которым слабо похрустывала бумага. Через десять минут вспоротый шов был аккуратно вскрыт, и на столе перед патером появился слегка помятый пакет.