— Здравствуй, Тоня!
Ни смущения на лице инокини, ни улыбки привета, ни даже удивления, словно хозяйка «Лихого привета» каждый день жалует сюда в гости. Но поклон монахини — низок и смиренен.
— Здравствуйте, Марфа Никитична! Зовут меня сестра Анастасия. Мирское имя уже и сама даже забываю, дай бог и вовсе позабыть скорее. Спасибо вам, что потрудились келью эту проведать. Дайте, я вам раздеться помогу. Не угодно ли щец горячих с дороги? Еще, наверное, не остыли в печи.
— Нет уж, благодарствую. По делу я к тебе. Уходить тебе пора отсюда. Слух пошел, красные власти все леса перерыли, тебя ищут. Отец Николай велит тебе переехать со мною к провожатым твоим. Нынче же с богомольцами дальше отправишься, в глубокие леса, ко скитам керженским, что ли… Время дорого… Чего стоишь-то?
Осматривая келью, Марфа увидела на стене черную схиму — наплечную накидку, клобук на голову и епитрахиль, род передника, надеваемого на шею и спускающегося на грудь схимнице. И клобук, и остальные части схимы были испещрены мрачными знаками, символами смерти и отречения от мира. Тут повторялись кресты и распятия, черепа, скрещенные кости, изображения ключей, петуха и лестницы. Все это было вышито белым по черному полю вместе со старославянскими надписями — пророчествами.
— Не рановато ли тебе в схиму облачаться? Чай, не старица еще? — съязвила посетительница мимоходом.
— Схимы я никак еще не могу быть удостоена, ничем пока ее не заслужила, — ответила молодая монахиня. — Просто жила в этой келье до меня святая старица-схимница. Рассказывали, что сорок лет более трех слов в сутки не произносила. А мне велено беречь и хранить ее схиму, пока достойная хранительница сыщется и этой схимы удостоится.
— Ладно, знаю, что ты — скромница. Только поживее в дорогу собирайся, каждая минута на счету!
Скитница Анастасия только головой покачала.
— Напрасно себя побеспокоить изволили, Марфа Никитична, ехали в такую даль за мною по трудной дороге. Вчера старец Савватий присылал ко мне скитника…
— Неужто Савватий еще жив?
— Не встает с ложа и временами заговариваться стал. Людей иной раз в лицо не узнает, память не всегда ясна. Кончины ждет близкой, а вот вчера обо мне вспомянул и прислал сказать, что гости его лесные, недавние, хотят меня в дорогу взять, а он меня ехать с ними не благословляет.
— Почему же так? Ведь сам отец Николай ехать велит.
— Отцу Николаю неизвестно, что люди эти недобрые, не богомольцы они, и идти с ними погибельно. Мы со старцем Савватием давно бога молим, чтобы простил их тяжкие прегрешения, а они ими похваляются.