— Проздравляю тебя, тятенька, с днем агела! — сказала она, потянув — довольно сильно, — Федора за волосы.
— А подарочек ты мне принесла, боярышня? — нежно спросил Федор и чуть пощекотал дочку под ребрами.
Марфа, — как всегда, — сразу скисла от смеха и завалилась отцу под бок.
— Да уж пыхтела неделю, старалась, делала, — улыбнулась Феодосия, присев на постель. «За трапезой отдаст». Федор покосился на Марфу и пощекотал ее еще — посильнее.
Пока девочка хохотала, Федор перегнулся через нее и быстро поцеловал жену, шепнув:
«Мало мне вчерашнего подарения твоего, Федосья, — еще хочу!»
— Не целуй маменьку! — раздался снизу требовательный голос. «Маменьку только мне можно целовати!»
— Ох, и жадина ты, боярышня! — Федор ловко поднял дочь за ноги и потряс. «Вот сейчас-то я всю жадность из тебя и вытрясу, ни капельки не останется».
Бронзовые кудри Марфы растрепались, щеки раскраснелись, Федор прижал ее к себе одной рукой, а второй — привлек к себе Феодосию.
— Маменьку я твою целую, Марфа, потому как люблю ее, — серьезно сказал Федор. «Ты ж тоже и меня целуешь, и ее, правда, ведь?»
Вместо ответа Марфа обхватила ручками — сколь хватило их, — обоих родителей, и прижалась к ним. «Это потому что я тебя, тятенька, и тебя, маменька, люблю уж не могу как!» — сказала она.
Федор поцеловал дочь в мягкие волосы и почувствовал, как совсем рядом с его большим сердцем бьется ее маленькое сердечко.
— А не хочешь ли ты, Марфуша, проверить, что там, в поварне заради именин моих готовится? — спросил ее Федор и подмигнул Феодосии.
— А пряника можно? — спросила Марфа у матери.
— Ну, заради дня ангела-то батюшкиного можно, — рассмеялась Федосья. «Беги на поварню к Василисе, Марфуша, скажи ей, что тятенька с маменькой разрешили».
Крохотные сафьяновые башмачки затопали по полу опочивальни, дверь заскрипела и Марфа — в вихре кудрей и развевающемся сарафане, скатилась вниз по лестнице.
— Не хочешь ли ты, Федосья Никитична, дверь закрыть, заради мужниных-то именин? — усмешливо спросил ее Федор.
Боярыня заперла дверь и вернулась к мужу. «Так вот, Федосья, — сказал ей Федор с нарочитой строгостью, — не была ты вчера щедра на подарок-то, не хочешь ли исправить это?»
— Дак уж не знаю, как тебе и угодить, — скромно потупила глаза Федосья. «Ты прикажи только, боярин, я уж постараюсь».
— Постараешься, Федосья, ой, как постараешься, — сказал Федор, расстегивая на жене домашний сарафан. «Так постараешься, что еще запросишь. А я ведь, Федосья, не как ты — на ласки не скуплюсь, так ведь?»
— Так, — изнемогающим голосом протянула боярыня. «Ты поучи меня, боярин, поначаль как следует, чтоб в следующий раз я податливей была».