— Не проклинал, нет, — помолчал, сказал Федор Васильевич. «Спрашивал — за что это мне?»
— Вот и я у Бога вопрошаю, и нет мне ответа. У тебя, Федор, хоша один сын-то остался, все легче. Спасибо тебе за Матвея-то, ежели бы не он, то не знаю, как все повернулось бы. А Матвей сам гонцом вызвался, дневал в седле и ночевал, а вперед нас на Москву успел, чтобы панихиды-то служить начали.
— Так государь, — склонился перед ним Федор, — ты прикажи, я тебе не только сына, да и жизнь свою отдам.
— Встань, — обнял его Иван Васильевич. «Знаю я, что ты из слуг моих вернейших. Дело есть одно, в коем ты только один помочь сможешь. Есть тут на Москве боярин один, — так, мелкота, Башкин Матвей. Может, слышал ты про него?»
— Нет, куда их всех, мелкопоместных, упомнить? — спокойно ответил Федор.
— Так вот этот Башкин еще Великим постом ересь какую-то стал говорить — похоже на те, бредни, за кои государь Иван, дед мой, дьяка Курицына на Москве казнил, а в Новгороде — архимандрита Кассиана. Да еще привезли тут некоего монаха, Феодосий Косой по имени, с такими же ровно бреднями. Вроде, кажется — задавили-то стригольников и жидовствующих, а нет — жива змея, плюется еще».
— И что этот монах-то, здесь сейчас, в остроге? — спросил Федор.
— Сбежал из Андроникова монастыря, пока мы на богомолье ездили. Вот и сажай людей в темницы монастырские после этого — никакого досмотра за ними нет. Тебя я не виню — ты книжную печать налаживал, не да этого тебе было, а теперь Басманов Косого ищет, да, боюсь, не найдет, — вздохнул Иван.
— А Башкин? — с еще большим спокойствием поинтересовался Федор.
— Этот пока тут, под надзором в своей усадьбе сидит, до суда. Так вот, Федор Васильевич, тебе на суде-то надо быть. Ты человек ученый, начитанный, разберешься в ереси его, не Басманова же туда отправлять, дубину стоеросовую. Он же только и знает, что ноздри рвать да кнутом бить. А святые отцы, ежели надзора за ними не будет, такого наплетут, что потом сто соборов не разберутся. — Иван Васильевич нервно заходил по палатам.
— Что повелишь, государь, то и исполню, — поклонился ему Вельяминов.
Когда Федор уже выходил из светлицы, царь окликнул его.
— Ты этого Башкина поспрашивай там насчет Косого. Что-то мне кажется — одной веревочкой они повязаны. А запираться будет — на дыбу его, без сожаления — приказал царь.
— Сделаю по воле твоей, — ответил ему Вельяминов.
Марья Воронцова сидела на постели в своей девичьей светелке и писала при свече. С тех пор, как Матвей вернулся из Кириллова монастыря с известием о гибели царевича, и как свадьбу отложили до Покрова, Марья и не видела жениха — он все время проводил в Кремле, с царем Иваном.