Разговор иссяк. Варапога растягивается на траве. Жара разморила его. Он надвигает поля шляпы на лицо и полностью предается безмятежности.
Проходит час, а может, и два. И Чаун заговаривает снова:
- Слышно, будто Симанис собирается жениться, потому и дерет такие деньги.
- Болтают!… Придумал хитрый способ, как на спичках экономить: ножом их надвое раскалывает.
- Да ну? Так ведь сера, осыпется. - Чаун отрывает взгляд от поплавка.
- Если тонким острым ножом - не осыпется. Зато каждую спичку по два раза зажигает.
- Если хорошенько мозгами пораскинуть, тут нет, пожалуй, скупости. Бережливость - это верно.
- Пожалуй.
- В конце концов Симанис… - Тут нить мыслей Чауна внезапно обрывается. Он весь подается вперед. Глаза сощурились, как у кота.
Поплавок чуть вздрагивает.
Варапога тоже садится и впивается глазами в поплавок. Тот еще два-три раза вздрагивает, потом скользит в сторону, накреняется и не спеша уходит ко дну. Чаун подсекает и начинает осторожно тянуть. Сухое, уже лет с десяток прослужившее удилище сгибается и потрескивает, а из воды показывается здоровенный, как лапоть, трепещущий окунь. Раскачиваясь и извиваясь, он повисает над ступнями рыболова. Чаун весь в поту, но сохраняет невозмутимый вид, словно окунь не был для него неожиданностью.
Рыболов снимает добычу с крючка и, не оборачиваясь, небрежно швыряет через плечо наверх. Окунь падает в рожь.
- Ты присмотри там за ним, как бы в воду не скатился! - неторопливо говорит Чаун и насаживает нового червяка. Закидывает удочку и снова принимается зорко наблюдать за поплавком. Удилыцик напускает на себя равнодушие, как того требует самолюбие рыболова. Но в действительности Чаун слышит и отмечает про себя малейшее движение пойманного окуня.
Варапога поднимается, входит в рожь и внимательно прикидывает вес рыбы.
- С кило, пожалуй…
- Эта рыбка, пасечник, два с половиной потянет.
- Нет, двух не будет!
- Окунь - не пчела, не знаешь - не говори. Я на своем веку на этом месте столько окуней натаскал, что на пятнадцати возах не увезешь. Я-то знаю, сколько рыба весит.
- Может, и так.
- Два с половиной - это точно, - заключает Чаун.
Они умолкают. Варапога снова растягивается на траве. Тишину по временам нарушает окунь - он бьется по краю ржаного поля. Чауну кажется, что после каждого удара хвоста высохший берег глухо гудит.
Наконец окунь затихает.
Вечереет. Косые солнечные лучи уже не так припекают. Над головами пролетает стая птиц. Варапога собирается домой.
- Пора шагать, что ли?
Чаун не отвечает. Варапога забирает свои гнилушки и начинает взбираться на берег. Перед могучим окунем он останавливается в восхищении.