Над озером жарко плавилось дождавшееся наконец весны солнце: от этого неуемного солнца на глазах исчезал последний лед по берегам, а по лесным дорогам почти так же быстро высыхали оставшиеся от весны лужи. Весенние ручьи уже не бежали, не звенели по ложбинкам, от них оставались лишь темные серые следы, - это смятая недавним вешним потоком прошлогодняя трава еще не успела до конца расстаться с напитавшей ее водой.
К полудню солнце начинало палить так неудержимо, что могло показаться, будто сейчас и не середина северного мая, а уже июнь, а то и знойный июль, если бы не ветер с озера…
Ветер в эту весну был таким же резким, бескомпромиссным, как и жгучее солнце. Но если солнце изводило тебя сухой жарой, то языки ветра, срывавшиеся с озера, что помнило еще недавнюю зиму, жгли ледяным холодом.
От ледяного ветра и палящего солнца было беспокойно, тревожно на берегу нашего озера, будто зима и лето, один на один, без весны, вели здесь свой жестокий спор, забывая обо всем на свете. Неуверенность, неопределенность оттого, что эти майские дни на берегу Пелусозера не походили ни на зиму, ни на лето, ни на весну, исподволь заставляли меня вспоминать все новые и новые лесные тропы, уходить по ним дальше и дальше от места схватки стихий и искать ту тишину просыпающейся жизни, которая и должна была быть сейчас повсюду, когда земля, простившаяся со снегом, начинала жить, дышать полной грудью.
Но весенней тишины пробуждения не было и в седых борах, куда приводили меня все лесные дорожки, начинающиеся на берегу Пелусозера. Сосновые боры стояли на песках, песок, как всегда, сразу же принял в себя весеннюю воду, а не по времени лихая жара успела иссушить мох и брусничник под соснами так, что они сухо потрескивали при каждом твоем шаге. И этот неживой голос в весеннем бору тревожно вызывал из памяти ту летнюю сушь, когда залитые огнем солнца июльские боры порохом вспыхивали в огне лесного пожара. От памяти лесного пожара делалось еще неуютней, и я торопился покинуть белые мхи, брусничник и сосны и снова и снова перебирал в памяти имена таежных озер, куда, по моим расчетам, не добралась еще тревожная весенняя сушь.
Тут и пришло ко мне небольшое, небогатое на сегодня таежное озерко по имени Лемчево…
Возможно, где-то на картах это озерко и писалось как-то иначе. Может быть, «Лемчево» было грамматически неточным производным от подлинного названия скромного таежного водоема, но у нас было оно только Лемчевом - и все тут.
Лемчево я знал давно, бывал там по летнему времени, отбиваясь от наседавших комариных полчищ, потягивал на червя разную мелочишку, за все время выловил там на спиннинг одно- го-единственного щуренка и считал это озерко уже успевшим раздарить все-все, что можно было отдать людям, хотя и помнил рассказы о том, что рыба в Лемчеве вроде бы еще есть, что вроде бы и по сей день вёсной на живца («на маниху») можно наманить ношу щук, а в начале зимы на узенькую беленькую блесенку можно достать из-под первого льда бойких лемчев- ских окуней.