Я повернул к нему лицо: он молча и сосредоточенно греб.
- Хорошо? - спросил я, показывая вокруг и желая вызвать его на разговор.
- Ничего хорошего.
Он, конечно, по обыкновению шутил. Но я все-таки взглянул на него с пытливостью. На лице никакого сияния!
- Светло, тихо и ясно, - пояснил он серьезным тоном. - Такая погода - дрянь: семга ловится плохо. Вот если бы много ветра, или пошел бы дождь, мы были бы с рыбой.
- Приедем с добычей, - сказал я твердо.
- Нехороший разговор, - поморщился он. - лучше говорить, что останемся с таком, тогда скорей поймаем.
Сделав паузу, он добавил:
- Конечно, ничего не поймаем. Чувствую.
Краем залива мы двигались к большим камням, находившимся у грохочущего безымянного порога. С камней, шумя, скатывалась вода и, вздымаясь, валами шла посередине реки.
Предупредив, что тут обычно держится семга, Степан Федотович повернул лодку на середину реки.
Когда мы очутились вплотную у грозного потока, Красильников, не въезжая в буруны, а держась сбоку от них, повернул лодку против течения и усиленно заработал веслами. Нас сносило, но значительно медленнее потока.
Вокруг клокотала вода, лодка то задирала нос, то кланялась. Ее качало, иногда захлестывало. Степан Федотович греб не переставая, и я удивлялся, откуда у него, маленького и тщедушного, столько сил. Хотя лодку мотало во все стороны, но она слушалась его, как конь наездника.
Красильников тоже пустил блесну, но желтую. Зажав леску между пальцами, он положил остаток ее, смотанный в клубок, на дно лодки.
Вместе с потоком мы спустились вниз, метров на двести, свернули на тихую воду, потом поднялись к тем же камням, и лодка, сдерживаемая веслами, пошла по прежнему пути.
На шестом спуске Степан Федотович коротко бросил:
- Есть!
На его лице никакого волнения. Только глаза блестели. Он сразу отодвинулся от потока в залив. Подмотав леску, я положил спиннинг в лодку. Красильников, желая доставить мне удовольствие, попросил вытащить рыбу.
Я начал выбирать леску. Рыба шла легко.
- Килограмма четыре в ней, не больше, - заметил я.
Всегда благодушный, старичок на этот раз озлился:
- Взвешивать рыбу, когда она в воде, а не на лодке, - это ни к дьяволу не годится. Дурная примета.
Красильников, следя за моими движениями, одобрительно кивал головой и натужно греб. На его лбу выступили капельки пота.
Наконец мы в заливе. Я потянул рыбу смелее. Вскоре в голубоватой воде засветилось ее тело.
- Белая, - с удовлетворением отметил Красильников. Так называют в тех местах не лошалую семгу.
Увидев нас, рыба развернулась и помчалась назад. Отпустив шнур, я стал постепенно сжимать его пальцами. Сначала он быстро скользил, затем пополз. Семга, почувствовав, что ей не дают свободы, внезапно сделала рывок. Я инстинктивно обвил шнур вокруг кисти. Он врезался в тело. Рыба остановилась и снова рванулась. Так поступать рыболову не полагалось, я понял это и тотчас освободил шнур. Он не стал скользить, он повис.