Легкий толчок, ощущение тяжести, трепещущий окунь в пушистом снегу. До чего же веселая работа! Торопись, рыболов! Под тобой кишит окуневая стая. Она может неожиданно перейти на другое место. Пошевеливайся, снимая рыбу с крючка, пришла твоя минута!
Прыгают возле меня припудренные снегом окуни. Я подаю знак приятелям, они стремительно снимаются со своих мест и бегут в мою сторону, сбрасывают полушубки, бушлаты, спешно рубят лед. У нас неписаное соглашение - бить лунки без спроса в пяти шагах от рыболова, нашедшего окуней.
Я выбрасываю на лед еще одного окуня и слышу бас моего друга.
- Пошло, пошло! Вот здорово! Обловился человек!
Краем глаза я вижу Александра Алексеевича: черное пальто, огромные серые валенки с резиновыми тянучками, длинноухая цигейковая шапка, в руках удочка и складной стульчик из алюминиевых прутьев.
Смахивая варежкой льдинки с подстриженных заиндевевших усов, поглядывая на меня темно-карими глазами из-под нависших бровей, он добродушно улыбается и басит:
- Можно из вашей лунки попробовать? Пугать рыбу не хочу, а по крупненьким соскучился: у меня одна мелочь.
Я знаю, что он хитрит. Окуня не так-то просто напугать, когда он жадно бросается на блесну. Просто не хочется моему другу рубить лед, ведь у меня в запасе несколько свободных лунок. Да и любит он посидеть рядом со мной, поговорить, посмеяться.
Всю неделю, промелькнувшую в работе, мы почти не виделись, в пути не успели наговориться, да и каково одному просидеть целый день над лункой?
- Садитесь, - говорю я, - только поторапливайтесь. Я уже пять минут воюю, стая может отойти. Хотя вряд ли вы поймаете крупненького, вы такой невезучий!
Александр Алексеевич не обижается, он и сам любит подтрунить надо мной. Кряхтя он усаживается на стульчик и весело говорит:
- А где здесь самый большой окунь? Довольно гулять по Шоше, садись на крючок, в Москву поедем.
Небрежно он взмахивает удилищем, смотрит, как я таскаю рыбу, и вдруг вскакивает: из лунки с превеликим трудом вылезает здоровенный окунь, под стать тянучкам на большущих его валенках. И такой это красавец, что за него можно отдать добрую половину моего улова.
- Тэк-с, - довольно говорит Александр Алексеевич. - А где здесь второй такой окунь?
Но проходит минута, другая, а поклева нет, окуни отошли. Разговор тоже не клеится. Друг мой поднимается, кряхтя берет, стульчик и как бы невзначай подвигает ногой к моей куче окуней пойманного им горбача.
- Вот и подшутил я над вами. А вам урок - не смейтесь над старшими, учитесь у них ловить настоящую рыбу.
Он уходит. Я не свожу глаз с его окуня, полчаса сижу над лунками и затем с ожесточением крушу лед вокруг своего ведра, но рыбы нет.