— Ключ? — переспросила я.
— Да, ключ к разгадке — почему он убил себя.
— Я в этом очень сомневаюсь. Она не сможет объяснить вам причину его смерти, Вивьен.
— Она любила его, он любил ее, и он был так счастлив в ту, последнюю, неделю своей жизни, — прошептала Вивьен. — По‑настоящему счастлив, графиня Зоэ, — она горестно посмотрела на меня. — Я очень хорошо его знаю, и очень долго, меня он никак не смог бы обмануть. Ни в каком смысле. Его ужасная угрюмость, мрачность — все это исчезло. Он просто сиял. Так почему же он убил себя, раз был на седьмом небе и собирался жениться на вашей дочери?
— Вивьен, дорогая, выслушайте меня. Никто не может знать, почему человек совершает над собой это ужасное, трагическое деяние, почему он предпринимает такой страшный и непоправимый шаг.
— Его самоубийство всегда казалось мне бессмысленным, — сказала Вивьен тихо, почти про себя. — Я хочу видеть Ариэль, потому что она может помочь мне разобраться в этом.
— Чем она могла бы помочь вам?
— У меня давно есть неясное ощущение, что Ариэль имеет к этому какое‑то отношение. Пожалуйста, поймите меня правильно, графиня. Я имею в виду — косвенное отношение. Я знаю, что она была в Африке, когда он умер Коннектикуте.
— Но почему же вы полагаете, что она должна что‑то знать?
— Потому что единственное новое, что появилось в его жизни, — это их с Ариэль отношения. Его жизнь была вполне предсказуема. Узор ее практически не менялся. Из года в год все повторялось.
— И как же он жил? — спросила я с любопытством.
— Он приезжал на свою ферму, потом возвращался в Африку. Или куда‑нибудь еще, где была в нем нужда. Он делал там свое дело, возвращался в Штаты, жил там какое‑то время, занимался делами фонда и «Лок Индастриз» и опять уезжал. И вот он встречает в Заире Ариэль. Он влюбляется, строит брачные планы, но вдруг кончает с собой. По мне, это очень странно. Я уверена, что за эту неделю произошло нечто необычное. Между понедельником, когда мы встретились за ленчем, и субботой, когда он убил себя. И это — тайна. Я даже представить не могу, что это было.
— Может быть, жизнь стала невыносима для него, — спокойно предположила я.
— Что вы имеете в виду, графиня?
— А не потому ли человек убивает себя, что жизнь стала для него невыносима? Он просто не хочет больше жить.
Вивьен молчала. Я видела, что ей больно. Потом она, подавшись вперед, испытующе посмотрела на меня и сказала:
— Я хочу еще кое‑что объяснить вам, графиня Зоэ. Я любила Себастьяна с двенадцати лет. Я всегда буду любить его, и какая‑то часть меня всегда будет принадлежать ему. Но написать о нем очерк — это в принципе не очень важно для меня. Это — нечто вроде оправдания. Когда эта идея пришла мне в голову, я носилась с ней, надеясь, что работа поможет мне разобраться в его смерти. Конечно, написать о нем хороший очерк — это для меня удовольствие, но кроме этого есть нечто гораздо более существенное. — Она помолчала, переводя дух, и продолжала: — Мне необходимо понять, почему все‑таки Себастьян Лок лишил себя жизни. Понять для себя. Это так не соответствует его характеру и совершенно чуждо его натуре. И пока я не узнаю этого, я не обрету душевного спокойствия. Я с самого начала почувствовала необходимость разобраться в этой ужасной загадке и у меня появилась мысль написать очерк. Я думала, что мне помогут беседы с людьми, знавшими его, что я, наконец, доберусь до правды. И поэтому я хочу увидеться с вашей дочерью. Не для того, чтобы писать об их отношениях. Но из чисто эгоистических соображений — ради собственного душевного спокойствия.