С наступлением ночи иззябшие караульные, покинув посты, укрылись под скалами, нависшими над входом в шахту. Остался на месте лишь один Хлоп. Когда казаки и солдаты исчезли в ближайшем шинке, он подошел к отверстию шахты и проворно скользнул в зияющую пропасть.
Наклонный спуск вел ко второй шахте, откуда при помощи каната с узлами можно было добраться до третьей и четвертой. Там начинались штольни, где трудились каторжники. Большинство этих несчастных утратило человеческий облик. Как у всех рудокопов, спины их согнулись, ноги утратили гибкость, туловища непропорционально развивались. Они работали без передышки; более сильные долбили породу кирками, другие отвозили добытый уголь в тачках. В штольнях царило мертвое молчание.
Хлоп резко свистнул. Каторжники прервали работу; после второго свистка некоторые подошли ближе. Анна, таскавшая уголь вместе с другими женщинами, крайне удивилась, услышав, что ее кто-то зовет:
— Демидова! Демидова!
Она узнала Хлопа.
— Хотите бежать? — спросил он. — Караульные из-за метели ушли с постов, они боятся обвала. Путь свободен.
— В самом деле?
— Да, вход сейчас никем не охраняется, вьюга бушует вовсю, вы можете подняться наверх. Позовите Петровского и других, кто хочет бежать. Вот канаты, взбирайтесь! Но скорей, скорей!
Зов Анны передали по штольням, и вскоре на канатах повисли гроздья человеческих тел. Поднимаясь из шахты в шахту, заключенные очутились у выхода, уже наполовину занесенного снегом. Его хлопья кружились в диком вихре, все погребая под белой пеленой.
Вскоре кучка беглецов уже достигла опушки леса и пыталась отыскать нужное направление, чтобы поскорее, несмотря на буран, добраться до более безопасных мест. Среди них были Анна, Петровский и Хлоп, решивший их сопровождать, хотя он и знал, что в случае поимки ему не миновать петли.
Вдруг забили тревогу: какой-то трус, объятый страхом, поспешил в шинок, где прятались караульные, и донес о побеге. Солдаты и казаки бросились к входу в шахты, где, словно рой пчел, толпились замешкавшиеся.
— Пли! — скомандовал офицер, тот самый, что командовал конвоем, сопровождавшим партию ссыльных. Читатель знает, что он был сторонником решительных действий.
И вот произошло нечто ужасное: солдаты разрядили во мраке ружья в гущу людей… Одни падали с жалобными стонами, другие — взывая к мести, проклиная жестокость палачей.
Вскоре порядок был водворен. Оставшиеся в живых снова спустились вниз; лишь двое или трое прорвались сквозь град пуль. Среди трупов хрипели раненые; товарищи перенесли их в штольни и пытались помочь им, омывая раны водою из подземных ручейков, кое-где пробивавшихся сквозь стенки.