— Однако я знаю многих, кто поступил бы, как и я! — скромно ответил мужчина (читатель уже узнал в нем бывшего тряпичника).
— Я тем более признателен вам, — продолжал граф, — что среди этих документов находится свидетельство о рождении моего бедного потерянного мальчика.
— Он так и пропал без вести?
— Да… В тот день вечером он заснул рядом со мною, вон в той комнате; дверь оставалась открытой. Утром, проснувшись, я увидел пустую постельку… Окна и выход на улицу были заперты, собаки ночью не лаяли. С тех пор я всюду и везде ищу его, все перевернул вверх дном, но напрасно.
— А как бы вы его узнали?
— Взгляните, вот портрет его матери: те же большие черные глаза, то же лицо.
Тряпичник задумался: эти глаза были ему знакомы. Он перевел взгляд на своего приемыша, и ему чуть не стало дурно.
— Не было ли у ребенка особых примет? — спросил он.
Оба невольно посмотрели на мальчика.
— Особых примет? Нет. Впрочем, у него был довольно большой шрам под левой коленкой: в младенчестве он упал на хрустальный кубок и сильно порезал ногу.
Малыш побледнел: он знал, что у него есть такой шрам. Но он промолчал, предпочитая своего приемного отца, которым гордился, — ведь это был сын гильотинированного! — незнакомцу, доброму на вид, но все-таки похожему на старую крысу.
— Покажи-ка левую коленку! — сказал тряпичник. — Ну, подними штанину выше! Нечего прятать свои ходули!
Мужчины вскрикнули, увидев шрам под левым коленом мальчика. Подведя его к портрету, они сравнили его глаза с глазами молодой женщины. Ребенок колебался: ему не хотелось расставаться с приемным отцом, но воспоминания все больше и больше овладевали ими. Да, когда-то, совсем маленьким, он видел этот портрет… А в той комнате стояла кроватка с голубыми занавесками, в которой он спал… Осмелев он спросил:
— Скажите, а голубая кроватка там, или она мне приснилась?
— Да, да, — воскликнул старый граф вне себя от радости, — голубая кроватка там! Это ты, мой мальчик!
— О, теперь я все вспомнил! Но пускай у меня будут два отца; я не хочу бросать того, кто меня приютил.
Тряпичник и граф плакали. И шрам и воспоминания, проснувшиеся у Малыша, не оставляли никаких сомнений. Но как его похитили, как он жил потом — все это было окутано мраком. Он помнил только старуху Крюше, с единственным зубом во рту, и Обмани-Глаза; но обоих уже не было на свете.
Моннуар не собирался разлучать вновь обретенного правнука с его приемным отцом; да и сыну гильотинированного это не улыбалось. Но трех миллионов уже не было; оставался лишь полуразвалившийся особняк и пожизненный доход в несколько сот франков, завещанный теткой, умершей чуть не сто лет назад.