— И долго еще ждать?
— Это зависит от многих причин.
— От чего, например?
— Не всем бродягам выпадает счастье помереть в детстве. Одних оставляют для войны, других для гильотины.
Мальчуган задумался.
— А кому это надо, чтобы люди становились бесприютными и несчастными с самого детства? За что они должны страдать?
— Этот вопрос, малыш, интересует меня самого. Я всю жизнь изучаю его на собственном опыте, ведь я сам — сын гильотинированного.
Взгляд ребенка зажегся любопытством. Этот уличный мальчишка любил всякие драматические истории.
— Вот как! Ну и что же вам удалось узнать?
— Вопрос этот, сынок, называется социальным вопросом, и решается, как я тебе уже сказал, на бойнях для людей…
Время близилось к полудню. Вошли надзиратели, чтобы начать раздачу пищи.
— Гляди-ка, тут девчонка! — воскликнул один из них. — Как ты попала сюда, потаскушка? Сейчас узнаем!
Он подошел к Кларе и ущипнул ее за щеку.
— Меня насильно сюда втолкнули! — возмутилась она.
— Моя сестра — честная девушка! — добавил Филипп, влепив полицейскому оплеуху.
Защищаясь, тот подставил руку, на которой висело несколько жестяных котелков. Под смех арестованных и проклятия надзирателя они с грохотом покатились на пол.
В предместье Сен-Дени есть унылый дом, некогда служивший убежищем для прокаженных. Ныне это — женская тюрьма для подследственных и для проституток, нарушивших установленные полицией правила. Дом этот мрачен снаружи, а внутри он еще мрачнее. И ум и сердце его обитательниц поражены душевной проказой. Попавшие в эту тюрьму выходят из нее безнадежно больными.
В камерах холодно, режим строг; пища годится разве что для животных. Заключенные и встают и ложатся в пять. Ни единого часа досуга! В центральных тюрьмах по крайней мере разрешают сумерничать до восьми, и поднимаются там только в шесть. Вечером, при свете ламп, когда можно обменяться несколькими словами, все кажется уже не таким мрачным: как-никак еще один тоскливый день позади…
Тяжело вставать зимой в пять утра узницам тюрьмы Сен-Лазар! Рассвет еще не скоро, завтрак — тоже, только в девять, после нескольких часов работы в мастерских. Но ведь тюрьма существует не для того, чтобы в ней прохлаждаться, и отверженным не привыкать к грубому обращению…
Те, кому фабричный труд не в новинку, зарабатывают здесь сантимов до двадцати в день. Они могут позволить себе единственное удовольствие — штоф мутного вина, вкусом похожего на чернила, ценой в шестнадцать сантимов — на сантим больше, чем везде. Лишний сантим прибавляют для того, чтобы это пойло обходилось еще дороже несчастным женщинам, которые его очень ценят. Вдобавок умножаются доходы поставщиков. Так всегда: одни терпят ущерб, другие на этом наживаются…