Она помнила, что уже поздно, и тихонечко пробралась к себе в комнату. Таня почти дошла до нее, когда увидела Адриана, выходящего из спальни. Она пыталась укрыться за выступом стены, но он увидел ее и подошел, высокий, неприступный, в темно-синем халате.
— Ты так поздно, — спокойно сказал он. — Мы уже начали волноваться.
— Мы? — язвительно переспросила она.
— Я. — Он замолчал. — Ты раньше не возвращалась так поздно. Ты была у Пултонов?
— Я была с Роджером и его семьей. — Она подчеркнула последние слова, но лицо его не прояснилось. — Старшая дочь рожала, и я поехала с ними в больницу.
— У нее что, недостаточно своих дочерей? Кроме тебя, некому было поехать?
— Она хотела, чтобы я поехала. — Таня посмотрела на него с откровенным вызовом. — Тебе, верно, трудно понять, что я кому-то могу быть нужна?
Он насупился.
— А мы не можем обойтись без сцен? Думаешь, мне самому нравится твое присутствие в моем доме в качестве неизвестно кого?
— Не знаю, мне трудно понять, что ты чувствуешь, — устало сказала она. — Мы стали чужими людьми.
Но, произнося эти слова, она знала, что кривит душой. Стоя совсем близко к нему, она снова ощутила прилив тех чувств, которые он неизменно возбуждал в ней. Невольно Таня качнулась к нему, но быстро отпрянула назад, стыдясь своей слабости. Он не видел, как она склонилась к нему, он заметил только ее движение назад и увидел в этом признак отвращения.
— Не знаю, почему я вызываю у тебя такую ненависть, — тихо сказал он.
— Это не так. — Она отвернулась. — Уже поздно, Адриан, я хочу спать.
Он проводил ее по коридору и остановился перед дверью в свою комнату.
— Ты уже подумала, что будешь делать, когда уедешь отсюда?
Она пожала плечами.
— За последние годы я научилась не заглядывать далеко вперед. Когда я уеду, тогда будет видно.
— Но тебе не обязательно уезжать, — вдруг сказал он. — Ты ведь можешь остаться.
— После того, как ты женишься на Диане? — Ревность побудила ее говорить. — Хочешь, чтобы я нянчила ваших детей?
Лицо его потемнело от гнева.
— Да каким же скотом ты меня считаешь! Не знаю, почему я так сказал. Я хотел как лучше — думал, тебе будет одиноко без нас.
— Мне не одиноко.
— Что это значит?
Таня отвечала, не раздумывая, злость застилала ей разум, ей хотелось побольнее уязвить его.
— А это значит, что я не собираюсь быть у тебя приживалкой до конца своих дней. Не только ты собираешься устроить свою личную жизнь и обрести счастье.
— Роджер Пултон, — медленно проговорил он. — Быстро же ты влюбилась, ничего не скажешь.
— Надеюсь, ты рад за меня. Во всяком случае, я больше не буду отягощать твою совесть.