— Правда? — спросил Ноэль. — Он был вундеркиндом?
— Он долго был очень грустным маленьким вундеркиндом. Пока не встретил меня. Теперь я делаю всё, чтобы ему никогда не было грустно.
Ноэль подумал, что начинает понемногу понимать суть их отношений.
— А что он делает для тебя?
— Ему ничего не нужно делать, — быстро ответила она. — Просто быть Эриком.
— Значит, он счастливчик.
— Он помог мне. Когда мне была нужна помощь, а больше никто не мог или не хотел помочь. Много лет назад в Париже. Очень много. Я была очень несчастна. Я хотела покончить с собой, а потом появился Эрик и всё изменил. Теперь у меня есть замечательная работа, которую я обожаю, и Эрик, и все его чудесные друзья, которых я люблю.
— Но ты в него не влюблена? — продолжал настаивать Ноэль.
— Что ты имеешь в виду, говоря «влюблена»? Одержима? Увлечена? Нет. Я не люблю Эрика в этом смысле. Теперь я уже взрослая. Больше мне такого не нужно.
— Одного раза было достаточно? — рискнул Ноэль.
Она улыбнулась ему.
— Вы задаете так много вопросов, мистер Каммингс, что иногда я думаю, что вы не социолог, а психиатр!
Ноэль опять задумался над тем, как Эрик выяснил его настоящую профессию. Пол Воршоу рассказал Чаффи? Другой студент? Или Вега? Ноэль сосредоточился на Алане.
— Кем он был?
— Просто мальчик.
— Ты думаешь о нем когда-нибудь?
— Иногда. Он умер. Он был почти мужчина. Но на жизнь смотрел, как мальчишка. Всякие идеи, глупые идеалы — мальчишеские идеалы. Из-за этих идеалов он и погиб. Он не ожидал этого. И смерти тоже не ожидал.
— Тебе грустно. Не будем говорить об этом.
— Это уже не важно. Когда-то, да, было. Но теперь уже нет. Это случилось во время manifestations de mai.[30]
Ноэль не знал, о чем она говорит.
— Студенческие демонстрации. В Сорбонне, в Париже. В 1968 году. Он бросился туда со всеми на второй день, зная, что полиция делает с людьми своими дубинками и слезоточивым газом.
Ноэль вспомнил, как видел отрывки из репортажа о волнениях во Франции в новостях, ещё когда учился в колледже. Кажется, это было так давно.
— Ты была с ним там?
— Нет! Я пошла в кино. Или по магазинам. Дурочка. Но его избили дубинками. Мне говорили, что flics[31] схватили его и били, пока он не перестал двигаться. Его отвезли в больницу. Выписали. Арестовали. Отпустили. Казалось, что всё в порядке. Он был такой гордый, так гордился, что был там.
— Ты же сказала, что он умер.
— Вот это и есть грустная часть. Прошло уже восемь, может быть, девять недель. Мы были в кафе на Буль-Миш,[32] я, он и его друзья, они, как всегда, спорили о какой-то политике. А Робер вдруг замолчал. Он приложил руку к голове, вот так. Как это называется? Ах да, к виску. Он дотронулся до виска и сильно побледнел. Я помню, как у него изо рта полилось вино, которое он пил, и я подумала, что ему стало плохо. Внезапно он стал таким… ох, не знаю, он выглядел просто ужасно. Он встал, наверное, ему было ужасно больно, а потом он упал. И тогда он умер. Прямо там, а я и его друзья сидели рядом. Нам сказали, что это была аневризма у него в голове, так сказал medecin examinaire. Как это называется?