Избранные произведения писателей Тропической Африки (Ачебе, Шойинка) - страница 38

— О-о-о, брат мой, — вопила женщина, дергаясь в сладострастных конвульсиях, — ты пришел, ты опять со мной, о любимый брат!

— Ну, успокойся, успокойся, сестричка, — проговорил Бремпонг. Женщина закружилась в слоновьем танце — многоцветное кенте[7] и широченные рукава ее кофты трепыхались, зубы сверкали, ягодицы подрагивали, как две гигантские медузы, из глаз, ненасытно вперявшихся во вновь обретенного брата, текли радостные слезы, и, вытирая их, толстуха вслед за братом выплыла в ночь с криками: «Шампанского! Принесите шампанского!»

Баако нестерпимо хотелось в уборную, и, попросив постового полицейского посмотреть за багажом, он поспешно нырнул в дверь, на которой было написано: «Для мужчин». Полицейский посмотрел на него со злобной досадой, когда он, просто поблагодарив его, взял свой багаж и выбрался через ближайшую дверь на улицу. В поисках стоянки такси он зашагал к люминесцентному мареву, пульсирующему впереди. Но оказалось, что это вовсе не стоянка такси, а светящаяся реклама, вспыхивающая каждые несколько секунд.

Приблизившись, Баако прочитал текст сообщения, зажигающийся одновременно с шапкой рекламы:

Где-то неподалеку хлопнула пробка, и Баако опять услышал восторженные крики. Потом фары проезжающих автомобилей еще раз осветили радостные лица толпы и радужное трепыхание голубых, зеленых, золотистых, желтых, лиловых и черных кенте.

— Давайте ее сюда! — раздался голос толстой сестры, и бутылка поплыла над головами людей к центру круга. Один из встречающих, явно нарушая торжественность минуты, выкрикнул, что не надо бы, мол, переводить понапрасну такой дорогой напиток. Но толстуха расхохоталась и завопила:

— Эй, кто там ноет, что понапрасну? Да может ли быть что-нибудь важнее, чем омовение ног великого побывавшего?

Баако увидел, как Бремпонг засмеялся, и услышал его небрежную реплику:

— А, чего там дорогого, чепуха!

Его сестра бегемотно подскочила вверх, и ночь прорезал ее торжествующий вопль:

— О-о-о! Вы слышали? Сила! Слава! — Потом под одобрительный гул восхищенной толпы она нагнулась и вылила шампанское на башмаки Бремпонга. Несколько голосов эхом подхватили последние слова сестры «Сила! Слава!», и она зашлась в изнемогающем от счастья смехе, который напомнил Баако надрывный хохот американских негров-южан, предваряющий фестивальную песню «Жаждущий голубь погиб от любви».

— А где же персональная машина? — воскликнул вдруг кто-то с досадливым нетерпением.