Рассвет был меньше чем через час. Я скинула с себя покрывала, и спустилась в холл, чтобы взять одело из шкафа. Единственным доказательством групповухи Тревиса были 2 упаковки от презервативов на полу.
Я перешагнула через них и упала в кресло, закрыв глаза.
Когда я открыла их, Америка и Шепли тихо сидела на диване, смотря безмолвный телевизор. Солнце заливало комнату, и я скривилась, почувствовав, что моя спина затекла. Америка посмотрела на меня.
— Эбби? — спросила она, бросаясь ко мне.
Она настороженно посмотрела на меня. Она ждала то ли злости, то ли слез или чего-то, что выразило бы мои эмоции. Шепли выглядел подавленным.
— Я сожалею о прошлой ночи, Эбби. Это моя вина.
Я улыбнулась.
— Все нормально, Шеп. Тебе не нужно извиняться.
Америка и Тревис переглянулись, а затем она схватила мою руку.
— Тревис уехал в магазин. Он… эм, неважно, что он. Я собрала твои вещи, и отвезу тебя в общежитие, до того как он вернется, и тебе не придется общаться с ним.
И только сейчас я поняла, что хочу плакать. Меня просто выкидывали отсюда. Я попыталась успокоиться, прежде чем заговорить.
— У меня есть время, чтобы принять душ?
Америка покачала головой.
— Просто поехали, Эбби, я не хочу, чтобы ты видела его. Он не заслуживает…
Дверь распахнулась и Тревис вошел неся в руках пакеты из магазина. Он прошел прямо на кухню, яростно раскидывая консервы и коробки в шкафчики.
— Когда Пташа проснется, скажите мне, лады? — сказал он мягким голосом. — У меня тут спагетти, блины, клубника, эта овсяная дрянь с шоколадками, и ей ведь нравятся эти разноцветные штучки, что размачивают в молоке, верно, Мер? — поворачиваясь спросил он.
Он застыл увидев меня. После неловкой паузы, лицо его разгладилось, а голос стал ровный и нежный.
— Привет, Пташка.
Я бы удивилась меньше, если бы внезапно проснулась в другой стране. Это был чистый абсурд. Сначала я думал, что меня выселяют, а затем приходит Тревис с пакетами набитыми моей любимой едой. Он сделал пару шагов в гостиную, нервно суя руки в карманы.
— Хочешь есть, Пташ? Я могу сделать тебе блины. Или есть… эта овсяная штука. И я принес какую-то пенообразную фигню которой бреются девушки, и фен и э…эм. пару секунд, это где-то здесь, — проинес он кидаясь в спальню.
Дверь открылась, резко закрылась, а затем он вышел из-за угла весь бледный как смерть. Он сделал глубокий вдох и его брови опустились.
— Твои вещи собраны.
— Я знаю, ответила я.
— Ты уезжаешь, — раздавлено произнес он.
Я посмотрела на Америку, которая смотрела на него так, будто бы собралась задушить.
— Ты правда думал, что она останется?