Паспорта не было.
– Как же так, – забормотал он обиженно. – Что же это творится? Я к ней со всей душой, выходил ее, кормил, поил, если и бил, так совсем немного, для воспитания, а она сбежала!
И вдруг в душе его шевельнулось новое подозрение, еще более страшное.
Федор бросился в кладовку, к старому телевизору, в котором он хранил свои сбережения.
Сам вид телевизора усугубил его страхи. Рванув заднюю стенку, Федор схватился за голову.
Мерзавка не только сбежала от своего благодетеля – она покусилась на самое святое, на его деньги! Она взяла не все, однако наличности в тайнике заметно убавилось.
Федор выскочил на крыльцо и несколько долгих минут ругался последними словами, безнадежно оглядывая пустынные окрестности своего жилища. Он был так потрясен человеческой подлостью и вероломством, что даже не сразу услышал тарахтение подъехавшего мотоцикла.
– Здорово, Федор! – проговорил пожилой милиционер, заглушив мотор. – Что это тебя так разбирает? Или это ты для зарядки так упражняешься, командный голос вырабатываешь?
– Здорово, кум! – отозвался Федор, увидев наконец гостя. – Представь, Кузьмич, Верка-то моя сбежала!
– Как же ты так проворонил? – усмехнулся милиционер. – Надо было за ней лучше приглядывать!
– Надо было! – покаянно вздохнул Федор. – Да ты же знаешь, кум, я человек добрый да доверчивый… привык, понимаешь, сызмальства верить людям…
– Это плохо, – неодобрительно проговорил милиционер. – Людям, Федя, можно верить только в самом исключительном случае, когда уже просто нет другого выхода. И то не стоит. Так чего ты сейчас-то так огорчаешься? Ну, сбежала и сбежала, снявши голову, как говорится, по форменной фуражке не плачут…
– Так она мало того что сбежала, – процедил Федор, – она деньги у меня унесла!
– Все? – деловито осведомился Кузьмич.
– Все не все, но значительную часть.
– Вот это, конечно, нехорошо!
– Еще бы! – проворчал Федор. – Послушай, кум, а нельзя ли что-то такое сделать по твоей милицейской части? В розыск ее объявить, или операцию «Перехват»…
– Нельзя, Федя! – строго ответил Кузьмич. – Это твое личное семейное дело, и ты сюда официальные органы не приплетай!
– Семейное дело? – мрачно повторил Федор. – Ты, Кузьмич, странно рассуждаешь. Ты же мне кум, значит, можно сказать, родственник. А потом я тебе за это время сколько денег переплатил – страшное дело! Так что не грех их отработать!
– Это ты, Федор, странно рассуждаешь! – резко оборвал его милиционер. – Странно и даже глупо! Ты только представь – объявлю я Верку твою в розыск, и даже, к примеру, поймают ее. Вряд ли, конечно, но чего только не бывает. И допустим, найдут при ней твои деньги. И сразу первый вопрос: что за деньги? Откуда деньги? Почему у простой бабы такие деньги? И кому, как ты думаешь, этот вопрос зададут? Само собой, мне, потому как я ее в розыск объявил. И что я смогу ответить? То-то! – Кум мрачно взглянул на Федора: – Денег, само собой, нам не отдадут, а неприятностей лично мне будет выше крыши. Потому как скажут, что я с кем надо своевременно не поделился… а насчет того, что ты мне какие-то деньги платил – так, во-первых, ничего такого никогда не было, во-вторых, платил ты мне совсем мало, и, в-третьих, ты мне не просто так платил, а чтобы я закрывал глаза на твои художества по части краж из товарных вагонов и скупки краденого. Так что, Федя, хоть ты мне и кум, то есть почти что родня, но в этом твоем семейном вопросе я тебе помочь ничем не могу. И если других вопросов у тебя не имеется, так я поеду по своим делам, потому как мне нужно бороться с разгулом преступности на вверенной территории до полного ее уничтожения.