Дорогой папа! Я прощаю тебе все обиды. Я не хочу разбираться, кто прав, а кто виноват. Мы оба правы и оба виноваты. Мы оба были жестоки и эгоистичны. Но я прощаю тебя, прости и ты меня».
«Дорогая мама!
Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Я не знаю, что тебе нужно для счастья, но я готова сделать все что угодно, чтобы ты это получила. Я не хочу, чтобы ты плакала, мне больно видеть тебя несчастной.
Мама, я понимаю, что судьба женщины тяжела. Женщина должна любить своего мужа, любить своего ребенка, любить свой дом, забывая о себе. Женщины жертвуют своим счастьем ради счастья других. Мама, я хочу тебе сказать, что ты не должна забывать о себе. Ты заслуживаешь счастья. Ты настоящая женщина, добрая, честная, ранимая. Мама, не забывай о себе!
Ты должна любить и быть любима. Я хочу, чтобы каждый день приносил тебе радость. Я хочу, чтобы ты просыпалась с улыбкой на лице и радовалась предстоящему дню. Я хочу, чтобы ты никогда не плакала. Я хочу, чтобы тебя никто не обижал. Но, мама, ты должна помнить, что человек — сам кузнец своего счастья. Я буду делать все, что в моих силах, чтобы не огорчать тебя, но, пожалуйста, мама, не забывай, что главный человек в твоей судьбе — ты сама».
* * *
На третью сессию Татьяна пришла недовольной. Она вяло рассказывала о текущих делах, и невооруженным глазом было видно, что ее волнует нечто совершенно иное. Я спросил Татьяну, в чем дело, что беспокоит ее, чем заняты все ее мысли. Как я и ожидал, Татьяна отговорилась усталостью, переменой погоды и плохим настроением. Как же любят люди прикрывать погодой свое нежелание общаться друг с другом, недоверие и отстраненность! Как человек я бы в такой ситуации оставил Татьяну в покое, но как психотерапевт я надавил на нее. Я настаивал на том, что она именно беспокоится; женщина упиралась, и я пригрозил, что вовсе не буду с ней заниматься, раз она не желает обсуждать со мной свои насущные проблемы.
Тогда Татьяна призналась, что чувствует себя очень неловко — даже не хотела приходить сегодня. А все потому, что она злится на меня: ведь я поставил под сомнение ее устои.
— Кто вы вообще такой, чтобы рассуждать о моей матери? — спрашивала Татьяна. — Вы вырастили своих детей и внуков, чтобы судить о том, где человек пал жертвой обстоятельств, а где — собственной глупости?
Я мог бы долго размышлять с Татьяной над теми вопросами, которые она озвучила. Но это не имело ни малейшего смысла. Ее реакция бурного отрицания и даже обесценивания меня как терапевта говорила о том, что я попал точно в цель. Подсознательно Татьяна сама всегда знала, что отношения ее родителей были свободной волей и собственным выбором каждого из них. Я заострил внимание Татьяны на другом моменте — недовольстве, обращенном ко мне: она сочла меня непрофессионалом и злилась на меня. Я спросил: