* * *
– Как это сегодня мы не пойдем на кладбище? Почему?
– Мой повелитель, господин всех мусульман подлунного мира…
– Джафар! Кажется, я напрасно отпустил палача в отпуск!
– А вы отпустили палача? Какое счастье… То есть я хотел сказать, нам всем будет очень его недоставать…
– Джафар!
– Да, повелитель. Но это еще не все, что я хотел вам сказать. Вы не пойдете сегодня на кладбище, а я пойду. Должен же кто-то быть рядом с прекрасной Ясмин, когда она огорчится, не увидев вас там. Должен же кто-то выслушать ее упреки, сожаления и вопросы…
– Хорошо, хорошо, дальше!
– А дальше… Если она действительно огорчится, не увидев вас ночью, в чем я практически не сомневаюсь, то мы дадим этому огорчению созреть.
– Что? Значит, и завтра тоже?
– Да, повелитель. И завтра, и послезавтра. Три дня бедняжка будет томиться в тревоге, сомнениях и тщетных попытках разобраться в собственных чувствах. Она будет давать себе слово забыть вас, выбросить из головы ваш чарующий облик, перестать ежечасно, ежеминутно воспроизводить в памяти ваш голос. Но нисколько не преуспеет в этих своих намерениях.
– А если ты ошибаешься? Откуда такая уверенность?
– Опыт… Позволю себе напомнить, что я почти вдвое старше моего господина, и что, в отличие от него, мне приходилось прикладывать усилия, чтобы завоевать любовь понравившейся мне женщины.
– Ну хорошо, допустим. А что будет потом?
– А потом настанет время встретиться при дневном свете. Осмелюсь предположить, что ни вы, ни она не будете разочарованы.
Калиф уныло кивнул, соглашаясь:
– Но знай, Джафар, эти три дня покажутся мне вечностью. И что я буду делать этой ночью?
– Спать, повелитель. После двух подряд бессонных ночей это будет самое правильное решение.
– С ума сошел?! Да я глаз не сомкну, пока ты не вернешься от Ясмин и не расскажешь мне, как обстоят дела!
– Гм, ну тогда… смею посоветовать посетить гарем. Лично я не знаю лучшего снотворного, чем провести часок-другой в объятиях красивых и страстных женщин…
– Джафар, как я пойду в гарем, если у меня перед глазами одна Ясмин?
– Тело одной женщины мало чем отличается от тела другой, а лица в темноте и вовсе не разглядеть, – мудро заметил великий визирь.
Но калиф так сверкнул на него глазами, что Джафар поспешил удалиться бормоча:
– И он еще называет сумасшедшим меня!
* * *
«Бедная Ясмин, – подумала Алена. – Одна против двоих мужчин, двоих заговорщиков – нетерпеливого калифа и его хитромудрого визиря».
Почему-то эта простенькая, незатейливая и не имеющая никакой связи с действительностью история увлекала Алену все больше и больше. Она даже не сразу отозвалась на стук в дверь и потом на бодрые голоса подруг.