— Это правда?
— Да.
— Ты давно это знал?
— Теперь кажется, вечность.
— Почему… — она прижала руку к пересохшему горлу, -… не сказал мне?
— Не мог.
— Почему?
Дон помедлил с ответом. Сделал шаг, но остановился. Осмотрел себя.
— Почему, Дон?
— Я узнал это перед смертью.
— Почему ты не скажешь ей правду? — В дверях показался Самаэль. Сделав затяжку, пыхнул дымом в мордочку глазевшего любопытного дракона.
— Еще одну правду? — спросила Вилла после того, как Невилл откашлялся.
— Нет, все ту же, — улыбнулся ей Самаэль и проигнорировав мысленный приказ Дона, вместе с новой порцией дыма, выдохнул: — Он и умер-то потому, что узнал, кто ты. Так что с тебя должок, императорское высочество.
Дон умер из-за нее?!
Она — дочь императора?!
— А шут? — вырвался глупый вопрос.
— Ну, переживи как-нибудь, что у твоего папочки статус повыше, — посоветовал Хаос.
Жаль, что это не сон, а реальность. Она бы согласилась на любое ложе, можно матрац, и пусть бы спина ныла. Это легче перенести, чем когда разрывается сердце.
Императорское высочество…
Осев на пол, на ватных ногах, Вилла расхохоталась.
***
Пригвоздив заклятьем не в меру болтливого черта, Дон немедленно оказался рядом. Вилла слишком ранима сейчас, слишком открыта для очередного потока боли, чтобы позволить напыщенным хвостатым тварям не только открывать рот, но и предлагать утешение после продуманного удара.
Прочь! К стене! А чтобы не дергался, Чупарислиодиусс, согласно мысленному приказу, обеспечил черту легкое удушье. Должно послужить предупреждением, а нет — иссушить его просто, намного сложнее удержаться от искушения этого не сделать.
— Вилла… — Дон обнял ее, покачивая, словно в колыбели, шептал нелепые обещания, в которые сам не верил, и которым, если судить по смешкам, не верила и она.
Он будет рядом…
Никому не отдаст…
Он станет шутом для нее, если попросит…
Она отстранилась, посмотрела в глаза и снова прижалась к груди.
— Нет, — сказала твердо, — шут мне не нужен.
— Нет?
Он практически вспомнил, что такое дышать, когда губы ее, улыбнувшись, произнесли:
— Мне больше не нужен никто из мужчин, — и добавила, потупив взгляд: — Кроме тебя.
Он умер второй раз от этих слов. Или второй раз родился?
Слова для него, ни с кем не желал делить сокровенное: ни черт, ни кто-либо другой, их не слышали. Магия пропускала в реальность застывшую лже-картинку: Дон и Вилла, сидят напротив друг друга, молчат.
Но Дон летал, парил над городом, и счастье, которое невозможно удержать в себе, вырывалось диким криком ликования.
Моя!
Моя!!
Моя!!!
Закрыв глаза, позволил забыться и забыть и том, что пропастью лежало между ним и Виллой. Руки его тисками сжимали девушку, а сама она льнула к нему доверчиво, безбоязно и по своей воле.