— Вот теперь ты хочешь купить, — довольно произнес дед.
Значит, действовать надо так. Первую цену, допустим, двести динаров, вы просто отбрасываете пренебрежительным жестом: «Это первая цена! Какая вторая?» Продавец, как правило, начинает улыбаться — он понимает, что напал на знающего человека. Ему же скучно целый день сидеть! Вы тоже улыбаетесь, чтобы он понял, что и для вас это удовольствие. Продавец называет вторую цену, например, сто восемьдесят. Но вы морщите нос, как бы говоря: «Да ладно вам! Вы что, еще не поняли, с кем имеете дело?» — «Хорошо, — скажет продавец. — Для вас это будет сто шестьдесят. Даже сто пятьдесят. Сто пятьдесят, по рукам!» Но вы не спешите. Говорите вы коротко: «А третья цена?» Продавец тоже не дурак. Он вам ответит что-нибудь вежливое, но непреклонное: «Какая может быть третья цена? Я же сбросил вам почти треть! Третья цена такая же, как и вторая». Не тушуйтесь! Скажите: «Я имею в виду, настоящая цена?» Продавец сбросит вам еще, чтобы доставить удовольствие: сто сорок. Сделайте вид, что задумались. Как правило, именно в этот момент вам предложат чаю. Вы соглашаетесь. Продавец попытается тут же завернуть вам покупку в какой-нибудь газетный лист, но вы его остановите — торг еще не закончен! За чаем с мятой и разговором о семье переспросите как бы невзначай: «Сколько, вы сказали, вы сейчас хотите? Сто?» Вы поняли: по правилам игры цена, которую вы вроде бы пытаетесь вспомнить, должна быть еще ниже. Могу поспорить: он-то говорил сто сорок, но сейчас скажет сто двадцать. Тогда вы должны спросить: «А дружеская цена?» Он не обидится. Сто к одному: продавец рассмеется и хлопнет вас по плечу. Тертые любят тертых! Он согласен на дружескую цену: скорее всего, это будет сто. Поняв, что больше продавец не сбросит, вы переходите к опту. Да-да, к опту! Вы же не один кулон собираетесь покупать, а два! Короче, тогда с дедушкой из Бискры мы разошлись, наверное, динаров за девяносто за кулон, чрезвычайно довольные друг другом.
Конечно, я каждый раз так не торгуюсь — мне и времени жалко, и вообще это все не в моей поэтике. Обычно я плачу третью цену, разве что мне уж очень надо доставить продавцу удовольствие. Сейчас бы надо, но как? У нас даже языка общего не было! Я попробовал английский, французский, испанский, итальянский, немецкий и, поскольку каждый раз старик в черном балахоне только улыбался с извиняющимся видом, остановился на родном русском.
У старика проблемы выбора не было: он тоже говорил на родном. Но представить его ломающим язык на пиджин-инглиш было трудно. Весь его облик дышал достоинством, даже величием: окладистая седая борода, подстриженная внизу полукругом, густые строгие брови, взгляд прямой и глубокий. Я про себя стал называть его Аятолла.