— Не поняла.
— Может, оно и к лучшему. Вот, допустим, есть на свете киты — сильные и благородные гиганты. Они — воплощение всех достоинств. По сравнению с ними мы, люди, — мелкие животные, проводящие жизнь в бестолковой суете.
— А с чего это ты стал думать о китах? — Антонина обеспокоенно посмотрела на Ветрова: все ли с ним в порядке.
— Я прочитал «Охоту на овец» Харуки Мураками. Именно таким было жизненное кредо главного героя. Он понял это, когда увидел в океанариуме китовый пенис, похожий на ссохшуюся кокосовую пальму. Понимаешь? Людям до китов далеко. Во всех смыслах.
— Да-а, — Антонина задумалась, отрешенно посмотрев мимо Ветрова, — наверное, жаль, что мы не киты.
Они оба чувствовали некоторое воодушевление. Но разум говорил: на этом все и должно закончиться. Что было, то прошло. Теперь у каждого своя жизнь. Не стоит ее усложнять.
— Но с другой стороны, может, и хорошо, что мы не киты, — произнес Ветров, доедая штрудель. — На одном планктоне я бы долго не протянул. Даже с китовым пенисом. Точнее, тем более с китовым пенисом…
— Всегда приходится чем-то жертвовать.
В постели они оказались через несколько дней. Поскольку она теперь была замужем, любить друг друга им пришлось днем. Украдкой.
От этого (любовь на грани риска, любовь вопреки запрету, любовь-безумие!) Ветров распалялся еще больше, а Антонина изгибалась и стонала.
А потом из ее груди вырвалась радуга. В тысячу раз ярче обычной радуги.
* * *
В ту секунду в Москве была всего одна счастливая женщина. Но никому до этого не было никакого дела. Все остальные (десять с лишним миллионов) занимались своими делами. Примерно в то же самое время генерал-лейтенант Мазуров вызвал подполковника Филина.
— Разрешите? — Константин открыл дверь.
— Проходи, садись.
Окна в кабинете генерала выходили на «Детский мир». Когда Филина после академии взяли служить в главк (по протекции Мазурова, естественно, давно перебравшегося в Москву на повышение), он первое время часто отвлекался во время совещания на красивый вид из окна. Потом привык.
Но долго не верилось, что он обрел-таки тихую гавань и это уже навсегда. По ночам ему часто снился Таджикистан. Казалось, стоит открыть глаза — и увидишь за окном тутовник. А утром придется идти на остановку возле просыпающегося восточного базара. Ждать служебный автобус и ехать на работу под охраной бронетранспортера.
Ночью в него часто стреляли. Во сне. Он убегал. По желтым барханам. Пули, как град, стучали рядом. А ноги становились словно деревянные. Не слушались. Его охватывал ужас: вот-вот убьют. Где же автомат, почему нет в руках автомата? Беги же, беги! И тут он просыпался. Рядом мирно посапывала жена.