Я вернул ладью на шахматную доску.
— Моя любовь к замкнутым пространствам на тюрьму не распространяется, мистер Джессон.
— Да успокойтесь. Не пойдете вы в тюрьму, — сказал он и снял с доски две фигуры — похожего на него самого короля и ферзя. Поставил их на тот квадратик, под которым находилось устройство, приводящее в движение механизм потайного ящика. Створки начали медленно подниматься, а Джессон замурлыкал себе под нос:
Часы карманные украсть
Не значит, что получишь власть
Над временем. Звон колокольный
Не стихнет, как и бег его невольный.
— Как называется это стихотворение? — спросил я.
— «Часовой механизм», — ответил Джессон. — По всей видимости, переписано с надгробной плиты какого-то карманника неким безымянным писакой с Флит-стрит в тысяча восьмисотом году.
«Лжец! — хотелось воскликнуть мне. — Ты автор этих дурацких строк!»
Но я сказал другое:
— Понимаю, почему автор решил сохранить свое имя в тайне.
— Вы находите эти стихи слабыми?
— Да. Слабые, дешевые, жалкие потуги с претензией. Чего стоит один этот «бег его невольный»! Пошлость. Любой из нас двоих мог бы написать лучше.
Джессон поморщился:
— Сомневаюсь. Впрочем, хватит об этом. — Он распахнул створки шахматного столика и извлек из тайника несколько листков бумаги, скрепленных серебряным зажимом. — Вот взгляните-ка. Это будет вам интересно.
Я пролистал документы.
— Сенатский законопроект?
— Да. Принят специально, чтобы успокоить кураторов американских музеев, которые больше всего на свете страшились того, что иностранные правительства вдруг потребуют реституции наиболее ценных… э-э… никак не подберу нужного слова.
— Предметов, экспонатов? — подсказал я.
Джессон улыбнулся:
— Ну, вы меня поняли. Так вот, этот закон устанавливает строгие временные рамки для подачи заявлений по кражам того или иного произведения искусства в международном масштабе. К счастью, дата похищения «Королевы» в них не попадает. И, согласно этому закону, совершенно не важно, что представляет собой похищенный предмет — сундук с древнегреческими золотыми монетами или же карманные часы, похищенные из института в Израиле.
— Вряд ли данный закон разрабатывался с учетом интересов частных владельцев.
— Окажите такую милость, Александр, изучите этот документ, прежде чем выносить суждение о его справедливости. Вашим так называемым частным владельцам обеспечивается та же защита, что и музеям.
— Что бы вы там ни говорили, но Ташиджиан вряд ли откажется от попыток вернуть брегет.
— Да пусть пытается. Где-то я читал об аналогичном деле, его рассмотрение в судах тянулось тридцать восемь лет. И еще помните: я богат, а институт — нет.