Говорливый, напористый паводок очистил Малый Анюй ото льда. Лесоковка потемнела, вздулась, точно набитое икрой рыбье брюшко, устало заухала под тяжестью набухшего рассыпающегося льда. В заберегах на чистой воде появились лебединые пары… Пришло время большого весеннего торга.
Анюйск встретил Булавиных ритмическим постуком ярара. Шаманский бубен созывал жителей тундры на ярмарочный праздник. Торжище уже шумело. Рядом с булавинской высокобортной плоскодонкой пристала тяжело нагруженная байдара. С неё соскочил юркий мужичок и приветливо поздоровался:
– Аким, Етти!
– Какомей! – отозвался Булавин, узнав охотника с верховья.
– Давно не виделись, – поклонился охотник.
– Летит время! – признался Аким.
– Время бежит, как олешки по тундре, – закачал головой Миткей, соглашаясь. И тут же торопливо спросил: – Дощечку привёз?
На торжище Булавин возил изделия своего ремесла. Кухонные разделочные доски, швейные иглы, наконечники для оштолов, шилья, полозья для нарт, гарпунные копья на заказ. Все эти изделия были в цене. Но Аким был щедр, зачастую раздавал большую половину из этих вещей знакомым или просто бедным тундровикам. Он никогда не позволял вести неравноценный мен, использовать доверчивость местных жителей.
Аким кивнул Мотроне, и она подала широкую, пёстро выжженную замысловатым орнаментом разделочную доску. Миткей по-детски радовался дорогому и нужному в хозяйстве подарку.
В трудную зиму прошлого года Миткей овдовел. Его жену задрал подраненный медведь-шатун. Семеро ребятишек осталось на Миткеевых руках. Многие заботы взвалились на плечи ещё совсем юной старшей дочери Сэйры. Сегодня на торг Миткей вывез богатый товар. Зимняя охота была удачной.
Пройдя по торговым рядам, Аким уловил необычную перемену обстановки. На торге люди были трезвы. Прежде такого не бывало. Удивляло обилие товаров у местных перекупщиков, снабженцев с побережья, у торговцев с Ближней Америки, у русских купцов с нижней и средней Колымы, с факторий… Подогнали к Анюйску оленьи стада кочевые тойоны-богачи, у которых было что показать людям и потягаться обменом. С промысловых районов Индигирки прибыл аргиш ламутских снабженцев водкой. Однако свой товар они придерживали. Это настораживало. Первая гранёная бутылка с броской наклейкой могла омрачить ликующий праздник. А пока гремел бубен. Лениво дзинькал хомус.
Люди насыщались свежим оленьим мясом, крепким языковым отваром, сочными мозгами. Хрустели на зубах рассыпчатые жилы, во рту таяла прохладная строганина из алёрского чира, индигирского муксуна, уларского озёрного омуля. Чай пили вприкуску с русским колотым сахаром и американским баночным сливочным маслом. Наслаждались… За разговорами и новостями до головокружения курили украинскую папушу. Не было нынче разудалых шумных игр, гонок на собачьих и оленьих упряжках. Вышли на круг несколько молодых пар, но борьба была непродолжительной. Так – потехи ради. Азартных болельщиков не было. Соревнования в ловкости и точности бросания чаутов-арканов, которые обычно собирали ревущую от восторга публику, прошли быстро и смято. Даже не определили победителя. Парни, съехавшиеся сюда из дальних и близких стойбищ в надежде повстречать суженую, посланную ему самим Богом Солнца, слонялись по ярмарке разочарованные. На этот раз девушки остались в родных аласах и кочевьях. Дружная весна торопила всех. Надо было успеть провести торги и не остаться в раскисшей тундре.