– Не дух это, – твёрдо, членораздельно сказал Федоска. – Светлый Человек.
– Не знаю такого владыку! – осклабился шаман, показав редкие гнилые зубы.
– Светлый Человек – наш человек!
– Окаянные! – Шаман устрашающе затопал ногами.
– Не пугай, – спокойна сказал Митрофан. – Сети отдай. Зачем мою жену Дашаню пугал? Я на Олой ходил, жена плакала, а ты сети брал?
– Мотлю – плохой шаман, – добавил старый Омкай.
– Ну!.. – Митрофан шагнул вперёд.
– Гыкка, не подходи! – захлебнулся Мотлю.
– Дрожишь?! – надвигался Митрофан.
– У-у, чудище! – выдохнул Мотлю и бросился за женский полог. Мгновение – и он появился с карабином в руках.
Из многих карабинов Федоска узнал бы именно этот. Щербинка на ложе чуть ниже затвора. Её не прикрыла ладонь шамана. Эту память оставил когтистый шатун на медвежьей протоке. Федоске не забыть такое вовек, еле ушёл от подраненного медведя.
Крепкий коричневого цвета ремень из кожи сохатого был заужен у проушин и прочно простёган оленьей жилкой. Федоска уловил запах своего карабина. У него сжалось сердце, горло перехватила сухая горечь.
Вот подтверждение слов Шошина, – подумал Федоска. – Люди чистого Севера никогда не знали обмана. А вот шаманы знали, что это такое. Мысли набегали одна на другую.
«Я верил шаману, как верили в шаманство и мои предки, а Мотлю, как и другие шаманы, обманывал всю жизнь. Неужели только затем, чтобы ходить по наслегу с набитым жирным мясом животом? Нет, здесь другое… Ревкомовцы приоткрыли тяжёлый полог, которым прикрывался шаман долгие годы. А если бы не пришли Гаврила Шошин и его товарищи?.. – Федоска испугался этой мысли. – Нет, теперь Федоска не тот…
Жутковатая напряжённость выползала из тёмных закоулков яранги. Потрескивали угли в остывающем очаге, за пологом осторожно возилась жена шамана. Тускловатый жирник боязливо раскачивал неприятную тень Мотлю. Митрофана охватила устрашающая слабость. Он шагнул было в сторону от пронизывающего взгляда шамана, но наступил на бубен.
Будто сила громового раската сотрясла шаманское логово. Проклятый бубен лопнул. Душераздирающий вопль осатаневшего Мотлю смешался с глухим раскалённым ружейным выстрелом.
Осела пороховая гарь. Заплакала жена Мотлю. Обалдевший Митрофан цепко держал шамана за глотку.
– Отпусти, – дергал его за рукав Омкай, – не делай камаку.
– Стрелял!..
– Солнечный владыка лишил Мотлю власти и рассудка, – сказал Федоска, поднимая с пола карабин. – Уйдём отсюда…
Мотлю отполз в чоттагин и оттуда, ошеломлённый, таращил слезящиеся глаза на вылинявшую оленью шкуру, прикрывающую выход в сенцы, куда вышли ненавистные ему люди.