Батюшкин внимательным, острым взглядом прошёл по лицам тундровиков и остановился на Калеургине!
– Носов заглядывал. Дверь не прикрыл. Верни его.
Калеургин и с ним мальчишка лет пятнадцати мгновенно влезли в кухлянки, на ходу натянули на головы малахаи. Кто-то сунул одному из них в руки винчестер. Не проронив ни слова, старший и младший ушли на задание…
– Опасный человек этот Нос, – пояснил Батюшкин. – Беду принесёт.
– Мы уже имели возможность убедиться, – ответил Шошин.
– Через два-три дня мы уйдём далеко отсюда. Что мне делать с вами, ума не приложу. Время неудобное. Кораль скоро.
– Иннокентий Иванович, у нас одна дорога – Якутск.
– Одним не пробиться, – предупредил Батюшкин.
– И всё-таки надо идти, – решил Шошин.
– Возьмите наших собак, – предложил Иннокентий Иванович, – Курил проводит вас…
Пока ревкомовцы беседовали с тундровиками, Носов на сильной упряжке уходил в сторону Нижнеколымска. Короткая мглистая ночь скрыла его. Тщетно Калеургин искал следы его нарт. Дойдя почти до острова Ыллааччы, повернул обратно. Начинавшие было проглядываться сквозь наплывающую облачность редкие звёзды погасли. Ближе к полуночи потянуло сыростью. Запуржила позёмка…
Утонуло в снегах на берегу Стадухинской протоки Колымы Нижнеколымское зимовье, поставленное Семёном Ивановичем Дежнёвым и его дружками дружинниками в конце первой половины семнадцатого столетия. Несколько рубленых изб, два просторных пустых амбара за засугробленным тыном да унылый погост с почерневшими покосившимися крестами.
Старенькие ходики отбили полночь. Связной есаула Бочкарёва, одноглазый каюр Нелькут примостился на ороне у края стола и, безучастный к пьяному разговору предводителя нижнеколымских головорезов Аболкина со следователем пепеляевского штаба Седалищевым, поскрипывал на хомусе. Протяжная заунывная мелодия береговых чукчей коробила подвыпивших офицеров. Наконец, не выдержав, Аболкин, состроив недовольную гримасу, загундосил:
– Хватит, Нелька, тошно…
Нелькут спрятал в карман меховых брюк-хамби хомус и притих. Седалищеву понравилась покорность чукчи, и он ткнул в его плечо кружкой, наполненной разведённым спиртом.
– Выпьем, Нелька, за здоровье полковника Бочкарёва!
Ухмыльнувшись беззубым ртом, Нелькут влил в кадычную глотку содержимое кружки. Вытер скривившийся в гримасе рот и просительно поглядел на следователя.
– Ещё дай?..
– Какие у нас люди! – куражился следователь. – Горы свернут!
– Такие и шею открутят, – пьяно промямлил Аболкин, плавая подслеповатым ехидным взглядом по рожам собутыльников.
– Семью Бурнашовых ты замочил? – Седалищев уставился на Аболкина. – Самовольничаешь?..