– Да-а… – испуганно выдохнул Соловьёв.
– Седаль пожаловал в Нижний, – как бы между прочим бросил Аболкин, – властвует, что тебе есаул.
– Он же гнида! – заскрипел Соловьёв. – Митьку, брата единственного, сгноил в остроге! Ограбил, разбойник, а потом… – У Соловьёва затряслись узкие плечи.
– На эту козявку, Ляксеич, ногтя будет. Смекнул?
– Митька в Якутск мой товар вёз, – всхлипывал Соловьёв. – Седалищев весь аргиш изничтожил.
– Земелька наша прохладная, молчаливая, – намекал Аболкин. – Ветер колючий, а мороз трескучий…
– Боязно…
– В наших краях заезжие люди объявились, – посуровел Аболкин. – За торговых себя выдают. Смекнул?
– Нет, Аболкин, боюсь. Ох, как боюсь грех на душу брать.
– Да они только похожи на купчишек, а так народ мутят против нашего порядка. У Цапандина бумага имеется на их арест! Пока Цапандин с этой бумагой носится, мы и уберём Седаля, а слушок поплывёт, что будто бы большевики Седаля успокоили…
– Колыма не примет падаль, – угрюмо сказал Соловьёв.
– Зато Цапандин примет большевиков! Скажи, Лысый перевал можно перемахнуть?
– Не ходил давно. – Соловьёв задумался. – Обходной путь есть. Да и свежачка надуло… Сам пойдёшь со своими казаками-раскоряками?
– Гришку Бондырева навёл. Он географию Курила усёк. Большевики на Аллаиху двигают. Курил проводит их до Лысой и вернётся. Одни большевики далеко не уйдут.
– Блудить будут?
– Недолго… Гришка их в Нижний один приведёт.
– Ну и ловок…
– А потом и сородич барона фон Унгерна, его превосходительство полковник Бочкарёв, успокоится. Он золотишко прячет и ещё кое-что. У монгол бывал, у японцев… Во Владивостоке. Везучий… Люди у тебя надёжные есть?
– За деньги все купить можно, – тихо ответил Соловьёв.
– А ты, Ляксеич, смог бы верховным стать?
– Только чтобы войска не было, дорого оно.
– Жаден ты до капиталу, – ухмыльнулся Аболкин.
– На деньгах мир держится!.. А тебе всё ухмылки да бутылки! Дело вон какое закручиваешь, а кошелёк за пазухой держишь?
Аболкин опрокинул ещё полстакана. Зажевал куском мяса, раскурил трубку-носогрейку… Запустил руку в глубокий нагрудный карман кухлянки, бросил на стол перевязанную суровыми нитками тяжёлую пачку кредиток.
– Хватит?! – испытующе уставился он на Соловьёва.
– Господи! – Дмитрий Алексеевич сгрёб со стола не уместившуюся в его руке пачку и, растерявшись, долго не мог сообразить, куда бы её сунуть.
– Ещё дам!
– Матерь божия… – лепетал Соловьёв, прижимая деньги к груди. – Капиталы немалые!
– На!.. Бери!.. Ляксеич!.. – швырнул Аболкин ещё пачку совсем обалдевшему торгашу. – Власть на этот мусор купишь, выторгуешь, выкрадешь!.. Власть!..