– Одна морока со мной, – грустно говорил он, – связал всем руки. Да Иосиф что-то задерживается, а был слух, – помнишь, ты говорил, что поправился? Как бы его там не грохнули…
Ефим отвернулся к стене. Закрыл глаза. Но уснуть не мог. Вот и тогда, подумал, был мороз сильный. Далеко был слышен хруст снега под ногами товарищей и конвоиров. По продрогшей реке Казачке шли цепью. Потом… команды, выстрелы…
Он, Волков, тогда выжил. Раненого, полуживого, спрятали его от белогвардейцев и вылечили местные жители. Кровавую расправу колчаковцы свершили потом и над другими товарищами. Погибли Август Берзин, Якуб Мальсагов… Как могло это всё случиться? – много раз задавал себе этот вопрос Ефим. – Как?..
…А Михаилу Мандрикову было тридцать два года!.. Путиловский рабочий, он в шестнадцать лет уже член РСДРП, депутат Учредительного собрания от Приморья, участник Третьего Всероссийского съезда Советов… Так и погиб со словами: «Да здравствует революция!»
…Комиссару железнодорожной станции Хабаровск Августу Берзину шёл двадцать первый год, а за плечами уже была Первая мировая война, латышский стрелковый полк… С октября семнадцатого года боролся за Советскую власть на Дальнем Востоке. Он и теперь будто стоял рядом с Ефимом… Высокий, худощавый, хмурил густые тёмные брови и твёрдо говорил: «Держись, Ефим, ты большевик!..»
Если бы были они живы, да разве разгуливали бы ещё по колымской земле недобитки Колчака?.. Прав был тогда Шошин, в январе, когда предлагал новому нарревкому Анадыря Нечипуренко создавать боевые отряды для защиты уезда от банд Бочкарёва – Бирича. Было бы единство во взглядах, не пришлось бы теперь прикидываться торговыми людьми…
Спасение края – помощь якутских товарищей, и опять Шошин прав…
Ефим мучился от болей и от набегавших одна на другую беспокойных дум.
…Свой он, Шошин, проверенный на подпольной партийной работе… На год, кажется, моложе он Михаила Мандрикова, но уже тогда, на Анадыре, открыл нам с Иосифом глаза на мир, разжёг злость на душителей свободы. А мы-то были?.. Слепые котята… Боже мой… Братья по борьбе!.. Вас, дорогие товарищи наши, белогвардейские гады расстреливали у нас на глазах… А мы?.. По молодости, по наивности не хотели лишних жертв, думали, что всё решится мирным путём. А надо было сразу всех душегубов, одним махом! Никакой пощады…
Да, Шошин правильный человек… Вот он рядом, всё такой же кремнистый, каким и повстречался нам с Иосифом на Золотом хребте…
…Отчего же его нет, Радзевича… Неужели что случилось?
Ефим повернулся, приподнялся на руках, поднял на Шошина отяжелевшие веки. Тот сидел ссутулившись, смотрел на прыгающие язычки пламени и дымил самокруткой.