В папе была некая весомость, которой нет у Монса. Нельзя сказать «глубина», ведь Монс не поверхностный человек. Однако ему никогда не приходилось заботиться о хлебе насущном, тревожиться по поводу того, будет ли достаточно работы, чтобы погасить ссуду, взятую на покупку лесозаготовительной машины. Есть разница и еще кое в чем, не связанная с практическими заботами, — налет вселенской печали.
«Эта печаль, — подумала Ребекка. — Не она ли заставила папу с такой силой ухватиться за маму? Могу представить себе, как она вошла в его жизнь со смехом и легкостью, потому что в благоприятные периоды она бывала легка, как ветер. Думаю, отец ухватился за нее обеими руками. Просто вцепился. И маме это тоже наверняка нравилось, хотя и недолго. Ей показалось, что это как раз то, что ей нужно, — спокойствие и защищенность в его объятиях. А потом она ускользнула и понеслась дальше, как нетерпеливая кошка… А я сама? — Она не сводила глаз с сообщения от Монса. — Может быть, мне тоже надо найти себе человека вроде папы, но, в отличие от мамы, держаться за него?»
Влюбленное сердце неукротимо. На поверхности можно скрывать свои чувства, но внутри оно правит всем. Голова полностью меняет стиль деятельности, отказывается рассуждать логически или принимать разумные решения, вместо этого она занята созданием образов — патетических, сентиментальных, романтических, порнографических. Весь спектр сомнительных удовольствий.
Ребекка Мартинссон обращается к Богу с тщетной молитвой: «Господи, храни меня от страсти!»
Но молитва уже опоздала. Ребекка пишет:
Рада за вас. Надеюсь, что не слишком много народу поломает себе ноги на лыжных склонах. Пока не могу точно сказать, смогу ли появиться и выпить по бокальчику, зависит от погоды, работы и прочих обстоятельств. Созвонимся. Р.
Затем она меняет Р на «Ребекка». Затем переделывает обратно. Сообщение получилось по-идиотски краткое и простое. Затем Ребекка отправляет его и тут же снова открывает, чтобы проверить, что она написала. После этого не находит себе места и бесцельно перекладывает туда-сюда бумаги.
* * *
— Если вы не возражаете, я включу диктофон, — сказала Анна-Мария.
Она сидела с Маури Каллисом в помещении для допросов.
Он пояснил, что у него мало времени: скоро ему пора лететь обратно. Поэтому они решили, что Свен-Эрик побеседует с Дидди Ваттрангом, а Анна-Мария — с Маури Каллисом.
Начальник службы безопасности болтался в коридоре с Фредом Ульссоном и Томми Рантакюрё.
— Разумеется, не возражаю, — ответил Маури. — При каких обстоятельствах она умерла?