– Ты получишь деньги безвозмездно, – произнес он. – Только прежде выполни одну формальность. Ты должен пожевать вот это. – И протянул презерватив.
Лука побелел, но поэт на него и не смотрел – с Лукой все было понятно, и даже не очень важно, как он поведет себя дальше. Поэта интересовала реакция мецената. И он увидел ее. В больших, круглых глазах Романовского вдруг промелькнуло дикое, хищное удовлетворение: он весь подался вперед, но вдруг почувствовал на себе взгляд поэта и вскочил.
Несколько секунд все трое молчали. Романовский подошел к вешалке и надел плащ.
– Ну и дурак же ты, – сказал он поэту и хлопнул дверью.
– То, что ты сделал, – произнес дрожащий Лука, – еще более гадко.
– Брось, – ответил поэт устало, – он этого хотел и он имел на это право. Прошлое должно быть отомщено. А у нас с тобой осталось еще две бутылки, и мы станем читать стихи и пить. Нам есть за что сегодня выпить, брат Лука. Сегодня я, нищий стихотворец, спас честь русской поэзии. Наливай. Только подожди меня одну минуту.
Поэт вышел на лестничную клетку и позвонил в соседнюю дверь.
– Тома, – сказал он деловито. – Возьми, пожалуйста, презерватив обратно. Он не понадобился. И не плачь. Все равно, кроме тебя, у меня никого нет.
То, что девочки взрослеют быстрее мальчиков, Елена Викторовна испытала сама, когда стала работать учительницей математики в шестом классе. Она только что закончила институт, выглядела совершенной девушкой и, чтобы никто не смел ее обижать, держалась на уроках надменно и сухо. В классе когда ее первый раз увидели, сначала присвистнули от удивления – светловолосая сероглазая математичка была красива и стройна, что по детскому представлению непреложно влекло за собой милосердие и доброту, но лютовала Елена на уроках по-страшному: лепила двойки, не прощала несделанных домашних заданий и кричала: «Какое право вы имеете раскрывать эти скобки?», как если бы на ее глазах был совершен хулиганский поступок. Противоречие между миловидной внешностью и злобным характером не укладывалось в детских головах так же, как не желали превращаться в десятичные дроби десятки, делимые на три. Класс пробовал брать ее гудением, мычанием, уговорами или лестью, но Елена Викторовна не поддавалась.
Не чувствуя по молодости зыбкой границы, за которой начинается унижение личности, с мальчишками она справилась быстро и они не смели на уроках Елениной манеры прилюдно их стыдить и как-то в середине второй четверти на урок не пришли. Возглавила бунт светлоголовая и черноглазая армянка Варя Есаян. Под угрозой бойкота с ее стороны даже тихони были вынуждены первый и последний раз в жизни прогулять. Не ожидавшие от девчонок такой прыти мальчишки растерянно переглядывались и злорадствовали, но не над Еленой Викторовной, которая делала вид, что ничего не произошло, а над девчонками и предвкушали, как им достанется.