Главное сейчас – бить по гранатомётчикам, автоматы и пулемёты потом.
Бронетранспортёр развернулся носом к горловине, Ефремков, держа ногу на педали, включил заднюю скорость, чтобы можно было в любой миг дать тягу, и застыл.
– Левый борт держи! – крикнул ему Терехов. – Как бы оттуда гранатой… Прикрывай!
Левый борт был сейчас уязвим более всего, не нос бронетранспортёра, на который скатывалась вся эта масса – нос защищён двумя пулемётными стволами, а борт, на который никто, вроде бы, не выходит, но… Ведь куда-то же подевались душманы, появившиеся вон у тех затененных камней! Сквозь землю если только провалились, в кяриз, из которого не дано выбраться? Капитан выбил из горла застойную мокроту, дал очередь из пулемёта.
Почти вместе с ним ударил и Кучеренко. Грохот его пулемёта на этот раз оказался сильнее грохота станкача, – с отзвоном пустые гильзы вылетали из отбойника и бились о крашеный железный борт. Терехов водил стволом, выискивая места, где душманскае группки были погуще, загонял их за камни, морщился, словно у него болели зубы, когда видел, что пули пробивали мутный темновато-застойный воздух ущелья и уходили в молоко, он простреливал пространство не только свинцом, а и взглядом, выискивая гранатомётчиков и всё же не всех нашёл – в машину, чуть пониже лючка, у которого сидел; Кучеренко, с чугунным стуком ударила граната, отскочила, вонзилась в ноздреватый, вросший в землю валун и взорвалась.
Бронетранспортёр тряхнуло – Терехову даже показалось, что машина заваливается набок – правые колёса её приподнялись, зависли в воздухе, сеево осколков градом прошлось по броне, один всадился в лючок и просвистел у виска капитана – он отчётливо услышал его мирное, тоненькое, почти сверчковое свиристенье, в мозгу у него пронеслось слишком много слов, хотя Терехов не сразу понял, что это осколок, в следующий миг раздался новый взрыв, и машина с хряпканьем, будто в ней что-то сломалось, опустилась, встала на все свои колёса.
Перед глазами капитана заполыхало красное зарево, он перестал видеть, в следующий миг перестал и слышать.
Кучеренко приподнялся на сидении, оглянулся недоумённо, словно бы не понимал, что происходит с капитаном, глаза у него расширились, сделались большими, в них возникло что-то сложное: горечь, сочувствие, боль, в следующий миг у сержанта брызнула струйка крови из уха, споро потекла на воротник комбинезона и он молча ткнулся головой в пулемёт. Терехов не видел всего этого, он только почувствовал, что произошло, и, немо крутя головой, стараясь избавиться от страшного красного марева, выжигающего ему глаза, затряс сержанта за плечо: