– У нас есть поэт – прекрасный поэт. Он… ну, как сказать тебе? Европейского масштаба. Сулейман Лаек. – Наджмсама потянулась за беленьким мелколистным кустиком, выглядывающим из жёсткой окостенелой травы, задумчиво покусала зубами корешок. – Очень талантливый и очень популярный. Лаек хорошо однажды заметил… Он сказал: «Мы родили революцию, а революция родила нас».
– Слышал я о Лаеке, – сказал Князев, – по-моему, даже что-то читал, его книги изданы у нас, в Советском Союзе. Точно, я знаю его. – Князев потёр висок защемило какую-то жилку, вызвало ощущение досады и тут же прошло, на месте болевого укола осталось невидимое тёмное пятнышко, будто Князев к виску нагретую копейку приложил. – Я знаю… Это он заблудился на вертолёте и случайно сел к душманам. Правильно?
– Было такое, правильно. – Наджмсама улыбнулась – Героическая страница в биографии поэта. И министра. Лаек – министр племён и национальностей Афганистана.
Даже бывалые ребята удивлялись тому, как всё это произошло. У Сулеймана Лаека не было охраны, которая обычно положена министрам, – его охраняют собственные сыновья, два паренька, один постарше, другой помладше. У сыновей были автоматы, и ребята, надо заметить, довольно ловко научились управляться с ними – могли и одиночным выстрелом расщепить пополам железную монетку, могли и очередями работать, случалось, и в боях участвовали, и осаду в собственной квартире держали, – в общем, Сулейман Лаек со своими ребятами был спокоен – лучшей охраны ему и желать не надо было.
Полетел он как-то в далёкое пуштунское племя, пришедшее из Пакистана, – нужно было поговорить с людьми, узнать, не надо ли чего, есть ли соль и хлеб, переговорить со старейшинами, с которыми был хорошо знаком, – словом, выполнял обычную свою работу.
Пилот вертолёта был человеком молодым, боязливым, на местности, как потом выяснилось, ориентировался еле-еле, а местность, она ведь тут кругом однозначная: горы, горы, горы… Рыжие, коричневые, побитые оспой и дождями, выветренные, сплошь в ломинах и складках, без каких-либо особых, издали видных примет, одно ущелье, как две капли воды, похоже на другое, одна каменная стенка – на ту, что стоит от неё в трёх или пяти километрах, и на следующую, до которой ещё три или пять километров лететь, один пупырь является полной копией другого, один горный порез точь-в-точь скопирован с того, что встретится по меньшей мере в получасе от него. Даже бывалые лётчики – и те, случалось, плутали в горах, не могли понять, что к чему, и найти какую-нибудь знакомую зацепку на земле. Не то что молодые…