Его губы приоткрываются, я встречаю язык и впускаю к себе. Мои руки на его щеках устали и онемели, как и губы, но я не отнимаю их, стремясь выпить до капли весь яд, перелить гибельную отраву из его тела в свое. Когда наконец он открывает глаза и пытается выговорить мое имя, я смеюсь, и мой восторг перетекает в его рот, в его горло, прокладывая путь к сердцу. Мне нужно посмотреть на Дюваля, увидеть его лицо, и я отстраняюсь — но, конечно, недалеко.
Его глаза застилают желание и радость; даже кожа кажется мне чуть менее бледной, чем раньше. Он тянет руку и закладывает за ухо непокорную прядь, упавшую мне на лицо.
— Вот уж не ждал, — произносит он хрипло.
Я не сразу понимаю, что он имеет в виду вовсе не мое возвращение в Геранд. Он думает, что уже оказался в сумрачных краях Смерти.
— Ты жив, господин мой. — И опять я смеюсь, не в силах сдержать переполняющего меня торжества.
Он напряженно хмурится, вспоминая, потом пробует сесть.
— Герцогиня цела и находится в безопасности, — рассказываю я ему. — С ней добрая половина гарнизона Ренна, и все благодаря тебе, господин мой. Франсуа вовремя добрался до нас. Ты спас ее!
Он снова закрывает глаза, у него вырывается глубокий вздох:
— Теперь я могу умереть спокойно.
— Ты больше не умираешь.
Он озадаченно глядит на меня, и я вновь склоняюсь над ним.
— Я спасу тебя, — шепчу, касаясь губами его губ.
Торопливо стаскиваю крестьянское платье. Я даже отдаленно не представляю себе, каково это — быть с мужчиной. Тем не менее я выскальзываю из сорочки и заставляю Дюваля улечься. А потом накрываю его тело своим, прижимаясь к нему как можно плотнее. Моя голова покоится у него на груди, мои ступни касаются его лодыжек. От него пышет лихорадочным жаром, каждая жилка в нем дергается и болит. Моя рука гладит шрамы у него на груди, те, что над сердцем. Оно бьется мне прямо в ладонь — куда ровней и уверенней прежнего.
Когда я с ним рядом, он делается сильнее.
Его руки бродят у меня по спине, отслеживая багровую метину. Я вздрагиваю, но вдруг понимаю, что это больше не имеет значения. Мышцы Дюваля постепенно наливаются силой, пальцы оставляют на моей коже восхитительные, словно бы огненные следы. Повсюду, где наши тела соприкасаются, меня покалывает и жжет, но что это — действие яда, который я втягиваю в себя, или просто отзыв на ласки Дюваля? — я знать не могу.
Проходит много, много времени, и я первая начинаю шевелиться. Я лежу, наслаждаясь мощным ритмом его сердца у самой своей груди. Открываю глаза и вижу, что сероватая бледность, предвестие конца, оставила его кожу. Я вся в капельках влаги, словно только что вышла из густого тумана, однако это не пот. Это крохотные бисеринки яда, который я приняла в себя и обезвредила, словно живой безоар.