Никки спустилась по лестнице, на ходу заправляя блузку в брюки и перепрыгивая через две ступеньки, подбежала к патрульной машине и попросила копов подбросить ее в участок.
Они обрадовались поездке, нарушавшей однообразие их работы, и, усадив Хит на заднее сиденье, с ревом устремились вдаль. В пять утра на север по Вест-Сайд-хайвей направлялось не много машин, и они двигались достаточно быстро.
— Я знаю этот район, с этой стороны на машине не подобраться, — сказала Никки водителю. — С шоссе можно свернуть только на Девяносто шестой, это слишком большой крюк, лучше сворачивайте на следующем выезде. Когда спуститесь с пандуса, я выйду и дальше добегу сама.
Офицер еще жал на тормоза у подножия пандуса, ведущего на 79-ю улицу, а Никки уже открывала дверцу. Обернувшись, она поблагодарила патрульных и бросилась бежать под эстакадой по засохшему птичьему помету — к реке и мерцавшим в отдалении огням полицейских машин. Лорен Пэрри осматривала труп Поченко, когда Никки, задыхаясь, подбежала к ней.
— Зря ты так торопилась, Ник, он теперь никуда не денется, — заметила судмедэксперт. — Я собиралась сама тебе позвонить, но Каньеро меня опередил.
К ним подошел детектив Каньеро.
— Похоже, этот парень тебя больше не потревожит.
Хит обошла труп. Русский лежал на боку на парковой скамейке с видом на Гудзон. Это было живописное местечко, расположенное на зеленом склоне между велосипедной дорожкой и берегом реки, здесь останавливались отдохнуть туристы. Для Поченко скамейка оказалась последней остановкой в этой жизни.
На нем была не та одежда, что в вечер нападения. Шорты цвета хаки с множеством карманов и белая футболка выглядели совершенно новыми — именно так одеваются беглые преступники, которые меняют одежду в примерочных. Футболка и шорты Поченко, залитые кровью, явно были только что из магазина.
— Его обнаружил патруль из программы поддержки бездомных, — пояснил Каньеро. — Они обходят район, пытаясь уговорить этих людей ночевать в приютах с кондиционерами. — Он не удержался и добавил: — Похоже, нашему другу перегрев уже не грозит.
Никки понимала черный юмор Каньеро, однако вид трупа не вызывал у нее желания шутить.
Кем бы ни был при жизни Виктор Поченко, сейчас он был мертв. Какие бы личные чувства она ни испытывала при виде его тела — облегчение, радость оттого, что ей больше ничто не угрожает, — все это было только личное.
Он превратился в жертву преступления, и его убийство взывало к правосудию. Одним из талантов Никки, жизненно необходимым в ее работе, было умение отодвигать личные чувства подальше и действовать как профессионал. Она снова взглянула на труп Поченко и поняла, что на сей раз ей придется приложить для этого гораздо больше усилий, чем обычно.