Сам того пока не понимая, Парцифаль совершает ошибку, хотя, как выясняется впоследствии, своим вопросом он мог бы спасти Анфортаса:
Молчанья этого простить
Я Парцифалю не намерен!
Он в послушанье неумерен:
Задай вопрос он хоть один,
И сразу б ожил господин,
Которого мне жаль до слез.
Но на губах застыл вопрос
У сына Гамурета.
И я не делаю секрета,
Что сим – какой уж тут секрет? —
Не пользу он принес, а вред:
Ведь только при одном условье
Мог господин вернуть себе здоровье…
Испытание Парцифаля в замке короля-рыбака.
Роспись в Зале певцов замка Нойшванштайн
Парцифаль оказывается в парадоксальной и безвыходной ситуации. В ситуации, когда любой его поступок оказывается неверным. В самом деле: задать вопрос, не будучи представленным, ему недвусмысленно запрещают рыцарский кодекс и завет Гурнеманца. Если посмотреть на ситуацию немного шире, то можно сказать, что задать вопрос Парцифалю не позволяет то знание, которым он обладает на настоящий момент. Это знание очень конкретное, знание правил вежливости и рыцарского кодекса, которому он должен следовать. С точки зрения Парцифаля пойти против этого знания и задать вопрос – ошибка.
Невольно напрашивается параллель с некоторыми жизненными ситуациями, очень и очень похожими на ситуацию Парцифаля, когда ты очень хорошо знаешь, что нужно делать. Ты закончил школу, и тебе нужно поступать в институт, разве нет? Ты отучился в институте и получил диплом – нужно работать, чтобы обеспечить себя и семью материально. И пусть работа не приносит того удовлетворения, о котором ты мечтал, но зато ты выполняешь свой долг. Ты должен дать хорошее образование и воспитание своим детям, ты должен стараться сохранить семью во всех жизненных штормах. Ты должен не забывать друзей, родственников, коллег по работе… Ты должен, должен, должен… А должен ли? Конечно, должен, отвечаешь ты себе, ведь ты четко знаешь это, ведь, в конце концов, так принято. Но… вернемся пока к нашему герою, попавшему в аналогичную ситуацию.
Парцифаль не может нарушить правила, рыцарский кодекс, но, с другой стороны, он чувствует потребность задать вопрос. Что может значить эта потребность по сравнению с его знанием? Пока ничего. Знание для него точно, потребность абстрактна. Однако Эшенбах решительно осуждает Парцифаля за подобный поступок: с его точки зрения, своим молчанием тот принес «вред». В дальнейшем мы увидим, что, оказывается, Парцифаль в тот момент вообще совершает тягчайший грех, оставляя Анфортаса страдать. По мнению автора, не задать вопрос – тоже ошибка.
Позвольте, как же быть? Оба возможных поступка ведут к ошибке. Поставив себя на место Парцифаля перед Анфортасом, сможем ли мы найти правильное решение? И возможно ли оно вообще в подобной ситуации?